«Не ябедничай» или обратись к взрослому? Почему дети травят друг друга и кто может это остановить

Источник материала:

19 процентов белорусских десятиклассников, которые участвовали в международном исследовании PISA, указали, что только в течение последнего месяца несколько раз сталкивались с травлей в школе. У детей, которые учатся во вторых-седьмых классах, этот процент может быть еще выше, считают психологи. 11 марта учреждение EdCamp Belarus собрало педагогов школ и вузов, представителей ЮНИСЕФ и МВД за круглым столом, чтобы обсудить проблему буллинга в школах и механизмы ее решения.

«Остановить травлю может или классный руководитель, или другой учитель, который находится в авторитете у детей»

Еще лет 15 лет о буллинге в школах говорили как о норме: «Дети всегда обзывались». «Опять подрались? Сами разберутся». Сейчас травля детей перестала восприниматься как нечто нормальное, но ее до сих пор бывает трудно распознать. А обнаружив ее у себя в классе, учителя не всегда спешат остановить буллинг либо попросту не умеют этого делать.

Наталия Гребень, старший преподаватель БГПУ имени Максима Танка и старший научный сотрудник РНПЦ психического здоровья, изучает методологию международных исследований и проводит свои собственные. По ее данным, психологическая травля в белорусских школах доминирует над физической, поскольку физическое насилие как-то ограничено законом, психологическое — практически нет.

Только 7 процентов тех, кто травит, готовы признаться, что они систематически проявляют агрессию или унижают других.

В свое последнее исследование Наталия Гребень включила три минские школы — это пять классов, в которых учатся 150 человек.

Опрос показал: 68 процентов подростков подвергаются буллингу раз от раза, 17% — никогда и 14% — постоянно.

Почти 71 процент тех, кто участвовал в исследовании, говорили о том, что с ними случались ситуации, когда одноклассники портили им вещи. 63,5% опрошенных отмечали, что их сверстники обращаются к ним по прозвищу. Чуть более 58% детей признались: некоторые их одноклассники могут толкнуть или ударить.

— Когда мы измеряем буллинг, мы измеряем и психологический климат, который есть в классе.

Как можно решить ситуацию и прекратить травлю среди детей? По мнению Марины Сосниной, психолога SOS-Детской деревни в Боровлянах, самостоятельно дети никогда не разрешат проблему — это могут сделать только взрослые.

— Проблему буллинга перекладывают на плечи педагогов, но еще чаще — на школьных психологов. Но остановить травлю, как правило, может или классный руководитель, или другой учитель, который — это обязательное условие — находится в авторитете у детей.

Рекомендации вроде «дай отпор», «справляйся сам», «не ябедничай» или «игнорируй его действия» в ситуации буллинга не работают, говорит Марина Соснина.

— Жертву, как правило, нужно достать из ситуации, и только потом психолог может начать с ним работать. Бывает, что учителя приводят к психологу ученика и просят «сделать с ним что-нибудь». Но так не работает. Во время травли учитель или психолог может и должен только одно: ее остановить.

Как правило, буллинг возникает во вторых-седьмых классах.

— Это такой возрастной период у детей, когда они учатся взаимодействовать в коллективе, определают, где их место, какие роли они могут попробовать, — объясняет Марина Соснина.

Часто травля зарождается именно в начальных классах.

— Каких-то социальных норм и правил у детей младшего возраста еще нет, они находятся в процессе созревания. Дети, как правило, равняются на учителя, он — важная фигура. Но часто учителя, не замечая или специально делая это, зачинают буллинг. Например, в классе появляется ученик, неудобный и шумливый. И педагог может говорить: «Из-за вот этого ученика все показатели класса снижаются, он нас тормозит». А дети в этот момент что слышат? Его нужно из группы изгнать. А что такое принадлежность к группе? Это одна из наших базовых потребностей. Нам очень страшно оказаться изгнанными.

Когда в школе происходит травля, страдает не только ее жертва, но и те, кто за этим всем наблюдает.

— И виноваты всегда тоже все. Учителя — в том числе, — говорит Марина Соснина.

По мнению психолога, игры вроде «синего кита» приносят меньше беды, чем буллинг в школе.

— Разные «синие киты» только собирают сливки того, что в ребенке зародилось из-за буллинга. Травля — это гораздо хуже. Она чревата сильно заниженной самооценкой, расстройствами и тем, что у ребенка появляются суицидальные мысли.

«Ряд организационных проблем является основой для того, чтобы педагогическое сообщество стало серпентарием»

У буллинга есть несколько видов, продолжает Марина Соснина: физическое, эмоциональное, сексуальное, экономическое насилие и кибербуллинг. Систематическая травля может происходить не только между подростками — порой она возникает и во взаимоотношениях учителя и ученика. Иногда, говорит Наталья Поспелова, специалист по семейному неблагополучию и устройству детей-сирот, буллинг распространяется и внутри педагогических коллективов.

В системе образования, а именно в органах охраны детства, Наталья Поспелова проработала 28 лет. По ее словам, она сама когда-то стала жертвой боссинга — травли со стороны начальства.

Во время своей работы, рассказывает Наталья Поспелова, она не раз становилась не только свидетелем, но и участником разбора случаев, связанных с травлей приемных детей, детей-сирот.

— Они часто подвергаются травле, потому что они другие. Нередко наблюдала истории, когда родительское сообщества травят приемных родителей — тех, кто, как они выражались, «понабирал и наживается».

Почему взрослые люди могут травить друг друга? По мнению Поспеловой, насилие — это самый примитивный и доступный способ социального взаимодействия.

— Уметь договариваются и решать свои вопросы — это более сложный конструкт. Не у каждого есть такие опции. С некоторыми взрослыми, которые еще вчера были детьми, не разговаривали, они не научились этому. Поэтому, если пропущено звено коммуникации, умение вербализировать свои потребности и желания, даже у взрослого возникает соблазн доминировать доступными вещами — властью и насилием. Особенно, если ты руководитель, а все остальные — подчиненные.

По мнению Натальи Поспеловой, благодатной почвой для того, чтобы в педагогическом коллективе завелась травля, может стать нездоровая обстановка.

«Иногда сами учителя демонстрируют тот вид поведения, в котором упрекают своих учеников»

В своем выступлении консультант по вопросам защиты прав ребенка ЮНИСЕФ Марина Ананенко подчеркнула, что проблема буллинга характерна не только для белорусской системы образования — она глобальна.

Сейчас для белорусских детей, которые подверглись травле, открыта бесплатная телефонная линия ЮНИСЕФ. Позвонив по номеру 8 801 100 16 11, дети могут анонимно рассказать о своей проблеме специалистам и получить их помощь. Также доступен сайт kids.pomogut.by, в котором не только дети, но и взрослые могут найти полезную информацию.

— Школа — это место, где ребенок проводит больше всего времени, там находятся много значимых для него взрослых и детей. Поэтому совместно с Министерством образования и БГПУ имени Максима Танка разработана программа создания безопасной поддерживающей среды в школах. Она ориентирована на школу как на взаимосвязанный конгломерат детей, педагогов, родителей. У каждой из этих целевых групп необходимо выработать понимание того, что такое насилие в отношение ребенка, что такое буллинг, какие правила ненасильственного поведения должны быть выработаны при решении конфликтов.

Сейчас эта программа проходит апробацию в нескольких гимназиях и школах. В дальнейшем она может быть распространена на всю Беларусь.

Эмилия Бурачевская, специалист Республиканского центра психологической помощи, стала одним из менторов этой программы в минской гимназии. Всего обучение у автора программы прошли около 15 человек. По ее словам, эта программа работает на создание ценностей и на упреждение буллинга.

— Буллинг касается как детей, так и учителей. Иногда случается травля учителя родителями — это то, что не упоминалось, но процветает сейчас. В ситуации буллинга ребенок траслирует те нормы поведения, которые допустимы в том коллективе, где он находится. Получается, что даже если мы уберем из класса агрессора или жертву, их место займет кто-то другой. Потому что эта система дисфункциональна и позволяет так себя вести. Проблема не в конкретном ученике — проблема в том, что так вести себя с одноклассниками считается допустимым.

Работая ментором программы, Эмилия Бурачевская столкнулась с тем, что насилие считается допустимым не только у учеников, но и у самих педагогов.

— По задумке, совместно с педагогами мы должны доносить до учеников нужные нормы и ценности. Но столкнулись с тем, что хороший отрезок времени нам придется поработать с учителями, которые не понимают, что такое насилие, достоинство, ценности, личные границы, — поделилась наболевшим психолог. — Второе — мы не видим мотивации. Только единицы готовы включаться и хотят что-то изменить. В основном это бег ради галочек. Для меня это драматичная ситуация, когда ты приходишь в школу, ведешь с педагогами разговор о ценностях, а они разговаривают друг с другом на другие темы. А потом вдруг включаются и начинают рассказывать: «А вот мы боремся с ребенком — и все никак… Мы хотим, чтобы они…» То есть демонстрируют тот вид поведения, в котором упрекают своих учеников. И достучаться, донести, что дети смотрят на учителей, копируют их модель поведения, очень тяжело.

От учителей, которые присутствовали на круглом столе, не раз звучал запрос: где можно научиться правильному поведению в ситуации буллинга, как его останавливать?

Педагоги говорят о том, что они обучены алгоритму, как выявлять ситуацию, но не могут назвать себя специалистами, способными решить эту проблему.

По словам Эмилии Бурачевской, педагоги могут оставлять заявки в центре, приглашать к себе в школу, чтобы специалисты провели семинары-практикумы или разбор актуальных проблем.

— Но иногда администрации проще укрыться от этой проблемы, чем ее решать. Не все директора готовы выносить проблему вовне. Хотя иногда это уже 50 процентов ее решения, — резюмировала психолог, присутствовавшая на круглом столе.

— Очень хорошо, если об этой проблеме будут говорить не только десять психологов, — считает Наталья Поспелова. — Только представьте: 10 специалистов Республиканского центра психологической помощи — и наша система. Возможно ли им охватить все? Я считаю, что одним из вариантов может быть рекомендация проводить переподготовку по этому вопросe или целевые курсы на базе институтов развития образования.