Жизнелюб

Источник материала:

Вы только представьте, в минском «Динамо» футболист Абрамович появился почти шестьдесят лет назад, в 1949-м! И с тех пор его знает вся Беларусь. Сначала как игрока, а затем капитана лучшей белорусской команды, и после как тренера, воспитавшего немало известных мастеров. И сегодня, в свои восемьдесят, Геннадий Брониславович не отходит от любимого дела, потихоньку тренируя одну столичную любительскую команду

Пионер
Это сейчас его можно называть одним из пионеров белорусского футбола. А в детстве Генку Абрамовича из пионерской организации исключили. За набеги на чужие сады и сараи. Так достал он соседа, что тот пришел в школу и нажаловался на неугомонного мальчишку, которого так и не смог поймать, сколько ни старался.
- Бегать я научился не в секции легкой атлетики, а во дворе, в родном Бобруйске, - вспоминает Геннадий Брониславович. - По вечерам старшие ребята собирались, а с ними и я: решали, где будем воровать яблоки и груши. Забирался в сад, рвал яблоки - и наутек. Несколько виражей делал - и был дома. Никто догнать не мог. Детство было очень бедное. Семья большая, семь человек: мать, отец, бабушка, я, сестра и два брата. Жили в бараке, в тесной комнатушке. Я спал на полу. Было очень тяжело, особенно когда в 37-м отец умер. Мама трудилась на «Фандоке» уборщицей и еще на дом работу брала - стирала, но денег в доме не хватало. И обуви у меня не было. Поэтому, когда наступали холода, в школу переставал ходить: не в чем. Во дворе было очень много ребятни. Заняться нам было особо нечем, целый день гоняли в футбол. Я был самый маленький, поэтому меня всегда ставили на ворота. Еще в лапту играли, дрались с мальчишками с соседних улиц, хулиганили. Особенного урона друг другу не наносили, но страху порой нагоняли. Когда началась война с Финляндией , у меня появилась обязанность - ходить за хлебом. Для этого нужно было записаться, через каждые два часа отмечаться и в семь утра встать в очередь… А магазин открывался в восемь. Обычно к этому времени подходила группа мужиков и начинала «давить». И так получилось, что я попал в эту кучу и меня буквально внесли в помещение. А там такая давка, что я потерял сознание и упал. Спасло меня только то, что хлеб быстро кончился. Толпа схлынула, глядь: мальчишка на полу лежит. Меня вынесли на воздух, положили на землю, там и оклемался.

Война
Когда лазили по окрестным садам, я отрыл для себя небольшое укрытие в земле, на случай погони. Никто о нем и не знал. А когда 22 июня 1941-го около 10 утра немцы бомбили Бобруйск и подожгли нефтебазу, прибегаю я к своему «бункеру», а там полно народу… Тут кто-то говорит, что сейчас будут мост через Березину взрывать. Мы с друзьями - туда. Только забежали на середину моста, солдат кричит: «Убегайте!» Вместо того чтобы вернуться, мы - вперед. И только успели сбежать на землю - взрыв! Мы пошли с беженцами в Рогачев. Очень доставали немецкие самолеты: как дадут очередь - кто-то остается на дороге без движения. Однажды попали под артобстрел, а где-то на четвертый день пути в леске увидели немецкий десант и поняли, что нет смысла идти дальше. Вернулись в Бобруйск, наших родных дома нет. Сидели мы с другом Эриком в прямом смысле на подножном корме. Узнал, что со склада народ сухари растаскивает, - пошел. Мешок весом четырнадцать килограммов я поднять не смог, взял половину. Потом сахаром разжился. Затем узнаем: на другом конце города патоку берут, прибежали, видим здоровенный чан. Один мужик ведро в него окунул, но сам соскользнул внутрь. Выбраться не может, пытались ему люди помочь, но так и не сумели… Обнаружили еще один такой же чан - со спиртом. Я ведро прихватил, правда, домой принес только половину, остальное расплескал. Немцы, кстати, сначала разрешали спирт брать, а потом видят: народ пьет, да не умирает, и запретили. Поставили часового, только мужики умудрились дырку в заборе сделать и не переставали туда лазить. Моя самостоятельная жизнь, правда, быстро закончилась. Мама приехала из деревни. Потом в 42-м, когда сестру Аню хотели забрать на работы в Германию, мы перебрались на родину отца, в Кличевский район. Жили у одних родственников, затем в другой деревне, третьей. Голодно, холодно. Мать в тифу лежала, я за ней ухаживал, спал вместе. Но не заболел, и она поправилась. Не раз было, что стоял под дулом винтовки у немцев и полицаев. Но как-то пронесло. А однажды уже партизаны, где был и один из моих братьев, предложили на лошади покататься. Та без седла, уздечки, как рванет… Если б не успел один парень ее перехватить, мне бы конец...

Булкин, Цалкин, Раппопорт
Футбол меня спас и сделал человеком. После войны я учился в ФЗО, были такие школы фабрично-заводского обучения. Играл в футбол во дворе, а потом пригласили меня в бобруйский «Спартак». Веселая была команда. В чемпионатах республики постоянно занимала призовые места. А как-то выиграли турнир Белсовета «Спартак» и отправились в Рязань на Всесоюзные соревнования. Там нас уже по одному составу игроков заметили: Булкин, Цалкин, Михлин, Раппопорт и три брата Абрамовича. После матча со второй командой московского «Спартака», где, кстати, играл Николай Озеров, ко мне подошел местный тренер. Мы ту встречу проиграли, но я гол забил. И приглашает меня этот тренер в рязанский «Спартак»: мол, в русской команде из глубинки такие белобрысые Есенины и нужны. Обещает оформить перевод, зарплату, квартиру. Я согласился. «Вот и хорошо, - говорит. - Как фамилия?» «Абрамович», - отвечаю. «Ё-моё!» - тот и ушел.

Наука побеждать
- После, по сути, дворового футбола тяжело было оказаться в «Динамо». Но в меня поверил главный тренер - Лев Корчебоков. После одной тренировки прилег я на травку, а тут он, тучный такой мужик, сверху садится на меня. Ему говорят: «Что ты делаешь, раздавишь ведь пацана!». А он: «Ничего, должен выдержать. Я сделаю из этого «г» конфетку». Путь в основной состав оказался долгим и непростым. Футбольную науку пришлось осваивать по ходу. Помню, тренер Петр Игнатов отошел метров на 25 и делает мне передачу - прямо в ноги. «Давай, пасуй обратно», - кричит. Я ему - с правой ноги (левая у меня вообще - «тещина»), только на 10 метров в сторону. Он сбегал за мячом и снова делает передачу. А я ему обратно, только уже в другую сторону метров на 10. Игнатов не выдержал и подходит ко мне: «Слушай, Абрам, кто кого тренирует? Я тебя или ты меня...» «Извини, Петр Иванович, я стараюсь», - отвечаю.

«Бронза» 54-го
- Нас в 1954 году судьи просто убили. В первом круге у московского «Спартака» выиграли 2:1, ответный матч должен был состояться в Минске. Но москвичи не захотели к нам ехать, а заставили играть в Риге. И там нас местный арбитр Клавс вчистую засудил. Мы вели 2:1, но тут Клавс назначает пенальти в наши ворота за нарушение, которого и в помине не было, причем за пределами штрафной площадки. Хомич даже ушел из ворот, еле уговорили вернуться. А третий гол нам забили из явного офсайда. Нападающий забежал на метра два-три в положение «вне игры». Мы подали протест, но в Москве приняли решение результат утвердить. Так мы проиграли «золото». Да и в последней игре, с московским «Динамо» в гостях, судьи нас «прихватили». И пусть сегодня кто-то говорит, что наша команда была среднего уровня, не могу с этим согласиться. Ведь те же Иван Мозер и Виктор Васильев оказались востребованы московским «Спартаком». Так что коллектив у нас был хороший. Другое дело, что приезжие футболисты иногда больше куражились, чем играли, ведь для них была невелика честь выступать в белорусском клубе. И тогда приходилось сложно, поскольку именно от настроя и зависит игра.

Наставник молодежи
Я «завязал» с игровой карьерой к 60-му году. Мог еще играть. Но тогда со мной поступили нечестно, не позволив перед началом сезона показать, на что я способен, и исключили из команды. Приглашали в московский «Локомотив», очень долго уговаривали и гомельчане, но тогдашний председатель республиканского спорткомитета Ливенцев вызвал и сказал: «Поработай с детьми в группе подготовки». Лучшим моим выпуском была команда, составленная из ребят 1950 года рождения. Она стала чемпионом республики среди своих сверстников, за это мне присвоили звание заслуженного тренера Беларуси. Курнев и Шаронов тогда попали в минское «Динамо», Ромбак - в гродненскую команду мастеров, Синякевич - в брестскую, Дробушевский - в витебскую. Кстати, Синякевич позже стал первым тренером Александра Глеба. Когда шел 73-й год, меня пригласили на должность тренера юношеских сборных команд СССР по Белоруссии. Наивысшее мое достижение - работа в тренерском штабе юношеской сборной Советского Союза, которая заняла второе место на чемпионате мира-79. Будучи вторым тренером юношеских сборных Союза разных возрастов, многократно выигрывал чемпионаты Европы. Поработал в минском «Динамо», когда оно в 78-м завоевало путевку в высшую лигу, в Польше, речицком «Ведриче», минском «Торпедо», бобруйской «Белшине», многократном чемпионе Беларуси по мини-футболу столичном «Дорожнике».
Три сотрясения мозга, переломы, один из которых оставил Абрамовича за бортом сборной СССР, готовившейся к Олимпиаде, остеомиелит, грозивший его вообще отлучить от спорта, жизненные коллизии - все это, конечно, сказывается сегодня на здоровье Геннадия Брониславовича. Но он достойно встретил 80-летие и готов еще послужить белорусскому футболу.

Иван КАХНОВИЧ, «МК»