Источник материала:

Лед: театр теней

Тихая заводь нашего фигурного катания нынче буквально взорвана. Из далекого Кельна создатель своего собственного международного спортивного информационного агентства WER–ART Артур Вернер прислал в «Прессбол» статью, да такую, что в некоторых кабинетах ходуном заходили стены. Артур право имеет: боюсь, что и он сам не вспомнит, на скольких чемпионатах побывал за свою долгую карьеру в журналистике. И во вторник он «всего лишь» попытался проанализировать итоги выступления белорусских спортсменов на завершившемся в Хельсинки чемпионате Европы. Получилось шумно.

Вкратце о сути. «Предыдущее первенство Европы проходило в Хельсинки в 1993 году, и белорусские фигуристы показали на нем результаты средненькие: пара Григорьева/Шейко стала 15–й, Александр Мурашко — 22–м, девушек, достойных защищать флаг страны, тогда не нашлось, зато танцоры Навка и Гезалян заняли 9–е место. Позднее эта пара стала 4–й в Европе и 6–й в мире. ...Прошло 16 лет. За это время утекло много воды и еще больше денег, выделенных на развитие фигурного катания в Беларуси. На что же они пошли?»

Вернера, как и всех нас, ни в коем случае не удовлетворяют нынешние результаты. Мужчины Александр Казаков и Дмитрий Кагиров расположились друг за другом — на 31–м и 32–м местах, Юлия Шеремет стала 37–й, танцевальная пара Ксения Шмырина и Егор Майстров заняли лучшее среди белорусов 23–е место, но это не спасло их от приговора: «после обязательного танца пара заняла лишь 25–е место из 28, то же — после оригинального и уже была готова паковать чемоданы вместе с тренером. Но их нечаянному счастью помогло несчастье пары Домнина/Шабалин, отказавшихся от дальнейшей борьбы из–за давней травмы партнера. Так Шмыриной и Майстрову удалось попасть в финал и доказать своим последним местом судьям, публике и прессе, что их произвольный танец столь же плох, сколь обязательный и оригинальный». Артур пошел дальше. Он разгромил наших функционеров за кулуарность в принятии важных решений (почему вторым в Хельсинки был делегирован не талантливый юноша из Бреста Михаил Королюк, а минчанин Дмитрий Кагиров, который по стечению обстоятельств приходится племянником председателю судейской коллегии Григорию Комаровскому?), напал на директора фигурного катания федерации Александра Морозова за его лоббирование интересов российского тренера Ирины Лобачевой, а саму бывшую супругу Ильи Авербуха... Я уж даже и не знаю, как это описать. Вернер бьет наотмашь: «Пермячка Ксения Шмырина тренировалась в Тольятти, пока ее вместе с партнером Александром Байдуковым не откомандировали в Москву. Пара попала в Одинцово, где довольно быстро была раздвоена, но отнюдь не по причине отсутствия таланта. На льду с Ксенией нередко случались приступы серьезной болезни, поэтому руководство школы решило не ждать, пока спортсменку вынесут с катка на носилках, а списало девушку «в запас». Неплохо катающаяся, хорошо выглядящая, но нестабильная, как мина замедленного действия, Ксения попала в пару с Денисом Баздыревым к Лобачевой, но тот вскоре ушел в шоу. Возможно, Шмырина так и не осуществила бы мечту выступить на чемпионатах Европы и мира, не попади в руки Лобачевой белорусский подарок Егор Майстров. Очаровательная женственность Ирины Викторовны не помешала ей проявить изрядное мужество, вернув на лед заведомо ненужную фигуристку. Ее не смутила ни давняя смерть Сергея Гринькова, ни наделавшая в последнее время много шума гибель омского хоккеиста Алексея Черепанова».

К выводам из публикации Артура Вернера мы еще вернемся, а пока надо браться за телефон. Первым делом звоню не обвиненному Александру Морозову, и не гостренеру Елене Шевчик, которая должна быть посвященной во все проблемы, а Нине Ивановне Ручкиной, заслуженному тренеру, почти 10 лет назад приехавшей в Витебск из Самары для того, чтобы поднять на новый уровень наше фигурное катание. В среду у пенсионерки Ручкиной был очередной день рождения, но она оказалась не склонна принимать поздравления. В ответ на мою невинную просьбу вернуться к тем временам, с которых все началось в Витебске, последовал краткий курс «истории партии», где и лектору, и слушателю важно было не перепутать имена Чайковской, Солдатовой, Железовского, Мельник, Москвиной, Давыдова. По всему чувствовалось, что у тренера, прославившегося в качестве первого наставника олимпийской чемпионки Елены Бережной, наболело. Но я и представить не мог, что настолько.

— Вот сейчас у нас вроде как решили никого не посылать на юниорский чемпионат мира. Якобы победители национального первенства не имеют в программе сложных прыжков. А зачем им такие прыжки? Все придет постепенно. Ребятки–то молодые. Возьмите финских девушек. Когда–то Лаура Леписто и Сюзанна Пойкио на моих глазах не могли пройти квалификацию, а сейчас завоевали «золото» и «бронзу» на чемпионате Европы. Детям очень важно участвовать в соревнованиях, чувствовать свою востребованность. Как говорится, заслужил — получи.

— Неужели у нас этого нет?

— Субъективизм еще никто не отменил. Вот и в Хельсинки вместо очень хорошего мальчика из Бреста Королюка поехал Кагиров...

— Почему тренировавшаяся у вас Юля Шеремет уехала в Москву.

— Это я ей порекомендовала. А толку? Тренируясь здесь, она входила в тридцатку сильнейших в Европе, а сейчас откатилась существенно дальше. Не важно, где тренироваться, — важно, как тренироваться.

— Не могу не спросить у вас и о нынешнем лидере российской сборной Андрее Лутае. В Хельсинки он стал седьмым. Верно ли, что он начинал у вас и вы привозили его в Витебск?

— Он приехал из Белгорода ко мне в Самару. Тогда он даже еще не все двойные прыжки делал, но работал очень добросовестно. Через год с небольшим он уже исполнял все тройные. В начале века встал вопрос о переезде Андрея в Витебск. Он мог стать белорусским спортсменом, но все уперлось в неспособность витебских властей сделать ему одному, без родителей, прописку в чужом городе. Лутай уехал к Алексею Мишину в Санкт–Петербург, где тренируется до сих пор.

— Каковы условия труда у вас?

— Наша витебская ШВСМ имеет лед в основном с 6.15 до 7.15 утра. В это время можно делать только зарядку, ни о каких тройных прыжках вести речь невозможно. Но приходится. Тем самым мы травмируем детей. Льда нашей школе выделяется вообще катастрофически мало — всего 10 часов в неделю. Зала для хореографии нет. Тренеров у нас — раз–два и обчелся. Истинных знатоков своего дела и того меньше.

— Вы, как и когда–то в Самаре, работаете вместе с мужем?

Пауза. Только спустя минуту я понимаю, сколь эта пауза горька.

— Задавили мужика. Упрекали в том, что он не выходит на лед... Да, поверьте, настоящий тренер, даже сидя за бортиком, может дать ребенку больше, нежели тот неумеха, который по льду ползает. У мужа уже был инсульт. А когда весной прошлого года ему сообщили о непродлении контракта, он пришел домой и в тот же день случился второй инсульт...

Нина Ручкина, чей стальной голос неумолимо напоминает голос стального тренера из Питера Тамары Москвиной, почти плачет. Муж совсем болен. Обвинения сыплются. Квартира, которую предоставили при переезде, до сих пор не ее. А что, если уволят?

Когда в тот же день удалось найти на тренировке в Гомеле директора фигурного катания федерации (по версии Вернера), а на самом деле ответственного председателя спортивного директората по фигурному катанию на коньках Белорусского союза конькобежцев (Вот уж точно — не лучше. И кто только рождает такие должности?!) Александра Морозова, он мог лишь посочувствовать Нине Ивановне. «Да, знаю. Да, беда. Но что мы можем изменить? Юрий Александрович болеет уже много лет».

— Александр Иванович, негоже нам разбрасываться авторитетными специалистами. Почему если раньше федерация искала, пыталась приглашать тренеров в Беларусь, то теперь налицо обратная картина — все лучшие фигуристы занимаются в России. Александр Казаков у олимпийского чемпиона Алексея Урманова в Санкт–Петербурге, Юлия Шеремет у тренера Ирины Слуцкой Жанны Громовой, Шмырина/Майстров у Лобачевой...

— Мы могли бы пригласить еще тренеров, но задаром никто работать не будет. Нужно решать вопрос с оплатой, жильем, бытовыми условиями, с условиями для тренировок. В нынешних экономических реалиях это сделать трудно.

— Почему вы работаете в Гомеле?

— Я здесь тренирую много лет.

— А как же должность в федерации?

— Она — общественная.

— Что собой представляет гомельская школа?

— Прогрессирующая, нормальная ДЮСШ. Работают три тренера. Девочка из нашего города стала впервые чемпионкой страны. В Хельсинки она не поехала только из–за своего малого возраста.

— Ирина Лобачева часто появляется в Гомеле?

— Должен сказать, что в настоящее время гомельская школа Ильи Авербуха и Ирины Лобачевой фактически свое существование закончила. В первый год Ирина Викторовна несколько раз приезжала к нам в город и давала мастер–классы, но когда расходы стали превышать все разумные пределы, работа с ней прекратилась. Она давно не приезжает и, по сути, контакты с ней потеряны. Сейчас Ирина Лобачева курирует лишь пару Шмырина/Майстров, они тренируются в Москве. В этом и состоит вся ее связь с белорусским фигурным катанием.

— Вернер в своей публикации пишет о том, что вы приложили руку к созданию этой пары.

— Это сказка. Я вообще никакого отношения к этому не имею. Другое дело — юниорская пара танцоров Анна Осадчая/Дмитрий Ламтюгин. Аня — гомельчанка, так что я, конечно, принимал участие в том, чтобы вместе со своим новым партнером она стала заниматься у Лобачевой. Но занятость Ирины Викторовны в коммерческих проектах привела к тому, что Осадчая и Ламтюгин ушли от нее к другому российскому тренеру Денису Самохину.

Александр Иванович, несмотря на казуистическую должность, совсем не похож на матерого функционера, который на каждый вопрос стремится ответить «нет». И все–таки... «Откуда Вернер, который живет в Германии, вообще может о том знать, о чем он написал? Это наши ему подкидывают»... — считает Морозов. И тут же резюмирует: «Грустно все это».

Грустно, конечно. Признаюсь честно, готовя эту публикацию, беседовал не только с Александром Ивановичем и Ниной Ивановной. Специалисты фигурного катания во всех городах, где развивается вид спорта, говорят об одном и том же: льда не хватает. Для фигуристов он выделяется по остаточному (после хоккея, шорт–трека и даже массового катания) принципу. Вот как эта мысль звучит в интервью корреспонденту «СБ» из уст Ирины Ширшовой, тренера минской ДЮСШ и, между прочим, первого наставника Егора Майстрова: «Сегодня у нас нет никакого отбора! В группы набирают детей едва ли не с массового катания! Главное, чтобы деньги платили. Тренеров можно понять: у них есть свои меркантильные интересы. Но если мы хотим воспитывать спортсменов, этот подход не имеет права на жизнь. Как можно выделять лед для занятий групп, в которых каждый первый занимается за деньги и никогда в жизни не вырастет в сильного спортсмена? У нас самое лучшее для занятий вечернее время отдано на откуп массовому катанию. Я не против того, чтобы люди проводили время с пользой для здоровья, но подумайте: сколько потенциальных чемпионов вот так затерялись среди любителей и в конечном счете не реализовали своих возможностей? Фигурное катание в Беларуси любят, и желающих заниматься всегда было много, но в нынешней ситуации это количество никогда не сможет перейти в качество...»

Трудно спорить с очевидными фактами. Несмотря на разговоры о необъективности судейства на чемпионате страны, Дмитрий Кагиров действительно опередил брестчанина Михаила Королюка, и, как сообщила в четверг утром гостренер Елена Шевчик, должен поехать на юниорский чемпионат мира в Болгарию. Это решение я привожу в качестве ответа на выпад Ручкиной, но проблемы фигурного катания от этого меняются не сильно. Со многими ответственными специалистами (например, с Шевчик, Морозовым, врачами диспансера спортивной медицины) мы можем долго обсуждать состояние здоровья Ксении Шмыриной (как утверждается, фигуристку обследовали досконально и ничего «криминального» не нашли), но суть последних мест, которые из года в год занимают наши фигуристы на европейских и мировых чемпионатах, никуда от нас не исчезает. Ее даже спрятать нельзя. Подводя итоги выступления в Хельсинки, Елена Шевчик называет их неудовлетворительными. «Никто из спортсменов не выполнил своего задания. Почему так произошло, будем разбираться».

В надежде услышать хоть какие–то ответы звоню в Кельн Артуру Вернеру.

— На какую реакцию вы рассчитывали, садясь за написание статьи?

— Хотел помочь просто, привлечь внимание... Я ведь помню многое. Помню, как в Беларуси было парное катание. Но помню, и как выдавили из Минска замечательного тренера Наталью Лебедеву — бывшую супругу биатлониста Александра Попова. Сегодня она работает в Подмосковье...

— Вы знаете рецепт, как вывести белорусское фигурное катание на новый уровень?

— Отсюда из Кельна говорить об этом трудно. Нужно чувствовать ситуацию изнутри.

— А если пригласить хороших тренеров, дать им большую зарплату?

— Хорошая зарплата желательна, но совершенно необязательна. Важно, чтобы тренеры спокойно работали, чтобы им никто не мешал. У вас же появились танцы, когда из Украины приехала Татьяна Беляева... (Мы созвонились с этим тренером вчера. Выяснилось, что сейчас у нее занимается шесть танцевальных пар разных возрастов. Но Татьяна Ильинична очень переживает за то, что способная девочка Наталья Кучумова, после отъезда Майстрова оставшаяся без хорошего партнера, может вообще уйти из спорта. — С.Г.) Поверьте, я и сейчас мог бы порекомендовать белорусам сразу несколько хороших специалистов. Но... В седьмом часу утра ребенок не может тренироваться. Об этом, кстати, и в ISU много говорят.

— Неужели и для Международного союза конькобежцев (ISU) наша проблема актуальна?

— А что вы думаете? Если в ходе международных соревнований тренировки назначаются на раннее утро, то родители и тренеры юниоров пишут в союз гневные письма.

Вернер рассказывает об организации дел в фигурном катании Германии, а я возьми да и спроси его о паре нынешних чемпионов Европы и мира Алене Савченко и Робине Шелковы. Без лишней скромности Артур ответил:

— Когда Алена, уже будучи чемпионкой мира среди юниоров, отказалась выступать со Станиславом Морозовым, то в Украине ей не захотели искать нового партнера. Она позвонила мне. Я позвонил Станиславу Леоновичу в Париж, вроде у него был свободный парень, Леонович обещал подумать. Однако уже сама Савченко попросилась не во Францию, а в Германию. В общем, прошло еще немного согласований, и после встречи со спортивным директором немецкой федерации родилась идея предложить Алену тренеру Инго Штоеру. У того как раз был один Робин Шелковы.

— М–да... А что ж наши–то чиновники спят в шапку?

— У меня такое ощущение, что нынешнее положение дел многих устраивает. Чем выше место спортсмен занимает — тем больше средств он требует. А с другой стороны, не будет фигуристов, никому из чиновников не дадут аккредитацию на международных соревнованиях.

— Аккредитация столь важна?

— Кроме собственно прохода на соревнования, она позволяет проживать в хороших отелях, причем частично оплату вносит или принимающая сторона, или международный союз. Аккредитация — это, образно говоря, пятнадцать тысяч приемов, обедов, динеров. А еще она дает принадлежность к тусовке. Поверьте, это много значит. Можно, например, поздороваться за руку с президентом ISU или МОК. И тем самым почувствовать себя своим в кругу, который до этого видел лишь по телевизору.

— Артур, режете правду–матку прямо не в бровь, а в глаз.

— Я повидал в фигурном катании очень много разных людей. С 1976 года не пропустил ни одного чемпионата Европы, юниорских соревнований, этапов Гран–при не счесть.

— А чемпионатов мира?

— То ли 25, то ли 28. Точно не помню.

— Так я и думал.

Слушайте музыку!

Картина развития нашего фигурного катания будет неполной без воспоминаний о белорусских участниках последних Олимпиад. В 1994 году страну представляли Александр Мурашко (23–е место), пара Елена Григорьева/Сергей Шейко (17–е) и танцоры Татьяна Навка и Самвел Гезалян (11–е). В 2002 году одиночники остановились вдали от пьедестала: Сергей Давыдов был 21–м, а Юлия Солдатова стала 18–й. Через четыре года в Турине Давыдов занял 15–е место. К этому добавить можно только то, что сегодня он травмирован и по всей видимости не примет участия в чемпионате мира в Лос–Анджелесе, на котором пройдет основной отбор в Ванкувер.

Отдельной строкой в олимпийской летописи нашего фигурного катания следует признать 1998 год. И не только потому, что выступавшая тогда за нашу страну Татьяна Навка через восемь лет осуществила свою мечту и стала олимпийской чемпионкой в паре с Романом Костомаровым. История Татьяны чересчур известна, чтобы снова и снова пересказывать ее. А вот партнер ее на Олимпийских играх в Нагано Николай Морозов достоин внимания.

Сегодня именно он — один из самых успешных тренеров–хореографов в мире. После ухода из любительского спорта, в 1999 году, Николай Морозов начал работать помощником тренера у Татьяны Тарасовой с Алексеем Ягудиным. Именно он поставил Ягудину программу «Зима», с которой Алексей победил на Олимпиаде 2002 года в Солт–Лейк–Сити. У Тарасовой Николай работал с Изабель Делобель — Оливье Шонфельдер, Сашей Коэн, Сидзукой Аракавой. В 2003 году дуэт с Тарасовой распался после того, как выяснилось, что Морозов поставил программу Мишель Кван, в то время как Тарасова тренировала основную конкурентку Кван — Сашу Коэн. После раскола с Тарасовой Морозов стал ставить программы всем желающим. Его клиентами были Мишель Кван, Такэси Хонда, Бриан Жубер, Елена Грушина — Руслан Гончаров, Дайсукэ Такахаши, Мики Андо, Евгений Плющенко, Ши–Линн Бурн — Виктор Краатц и другие.

— Николай, сколько стоит час вашей работы? — спросила у него корреспондент журнала «Итоги».

— Я не работаю по часам: со всеми моими спортсменами заключаю контракт. Да и программы сейчас ставлю уже гораздо меньше. Не то что пару лет назад, когда выдавал по семьдесят программ в год. А теперь отказываюсь работать с соперниками своих спортсменов. Для своих же короткая программа стоит 2,5 — 3 тысячи долларов, произвольная — 5,5 — 6 тысяч. Впрочем, бывают и исключения. В среднем постановка программы занимает от двух дней до недели в зависимости от уровня подготовки спортсмена. Например, американке Саше Коэн поставил программу за два дня. А вот работа над полюбившейся всем программой под музыку из «Призрака оперы», которую два года назад «катал» мой воспитанник Дайсуке Такахаши, заняла очень много времени. Около полутора месяцев я только слушал музыку. Зато теперь могу сказать, что знаю о «Призраке оперы» все: не только саму музыку, но и какой оркестр играет ее медленнее, какой быстрее, какой инструмент преобладает в том или ином исполнении. Такахаши был полностью готов к программе. К слову, у моих воспитанников есть определенный стиль, на выработку которого уходит в общей сложности около двух лет.

— С кем интереснее работать: с парами или с одиночниками?

— Я в чем–то лидер, в чем–то авантюрист и при этом очень амбициозен. Но, на мой взгляд, интереснее всего тренировать проблемных спортсменов. Мне нравится брать фигуристов в «разложенном» состоянии и вдохновлять их на большее. Работал я, к примеру, с канадской танцевальной парой Ши–Линн Бурн и Виктор Краатц. Они были очень тяжелыми учениками, потому что раза три или четыре становились бронзовыми призерами чемпионата мира и ярлычок «вечных неудачников» как будто к ним приклеился. Даже при хорошем «прокате» они никак не могли выиграть. У таких спортсменов опускаются руки, начинаются травмы, депрессии... В итоге я добился того, что в 2003 году канадцы выиграли чемпионат мира. Другим своим достижением считаю призовое место украинских танцоров Елены Грушиной и Руслана Гончарова на Олимпиаде в Турине. Украина — страна, которая в фигурном катании веса не имела, ни о каких олимпийских медалях и речи не шло. Как, впрочем, мало кто верил и в японку Мики Андо, которая в 2006 году была шестнадцатой, а в 2007–м выиграла чемпионат мира.

Добавим к этому, что до настоящего момента Николай Морозов не участвовал в подготовке ни одного белорусского спортсмена. Как и у многих фигуристов, у него весьма пестрая личная жизнь. Сообщается, что сперва Николай женился на французской фигуристке Каролин Доуарин. В 2001 году у них родилась дочь. 12 августа 2005 года он женился на Ши–Линн Бурн, с которой развелся в июле 2007 года.

Автор публикации: Сергей ГОРДИЕНКО