Бизнес в регионах. Как «медовые бизнесмены» объединяются, чтобы государство их увидело

25.04.2020 12:38 — Разное |

Размер текста:: A; A; A

Источник материала:

«Мы — „подонки“, — хохочут супруги Грудинины в ответ на вопрос, сколько меда со своей пасеки они оставляют для своей большой семьи. — Что на дне ведер остается — все наше». В деревне Лютня под Мстиславлем Юлия и Евгений строят медовый бизнес. Говорят, в этом деле олигархом не станешь, но на хлеб точно заработаешь. Вот если бы еще государство, наконец, обратило внимание на пчеловодство как отрасль экономики, мечтает Евгений. И для такой странной мечты есть серьезная причина.

Анжелика ВасилевскаяЖурналист TUT.BY

Грудинины сразу говорят: мед — это не лекарство, мед — это еда. Но еда со своей изюминкой, точнее, с укрепляющим здоровье эффектом, уверены они. Судят по себе и знакомым пчеловодам: у кого каждый день на столе мед и пчелопродукты, тот болеет гораздо реже.

«Теща думала: пройдет зима — перебесимся»

Дом Грудининых в Лютне больше напоминает хутор — стоит на холме обособленно от остальных хат. И это хорошо: деревня многолюдная, а первые пчелы у Грудининых были уж очень злющие — всем от них доставалось. Но это от неопытности тогда начинающих пчеловодов.

Сейчас все по-другому. Пчелы у Евгения теперь «не занимаются ерундой, а работают» — порода такая. Потому мы идем к ульям, в чем приехали. Пчеловод и сам, говорит, к пчелам идет обычно с голыми руками и одним дымарем. Только старшая дочь Грудининых Варя надела защитную сетку — папину, хотя есть и детская: так родителям спокойнее.

Сам Евгений из Круглого, жена Юлия — из Мстиславля. Супруги жили в Могилеве на съемной квартире после учебы, работали. А как-то съездили в гости к дедушке главы семьи — было это лет 15 назад. И дедушка, которому тогда было около 70 лет, повел внука к пчелам — помоги, мол.

— Окунул меня в этот улей — и я понял, что мне это нравится, — с восторгом вспоминает Евгений. — Хотя я вот вспоминаю сейчас этих дедовских пчел — к ним же без хорошей экипировки подойти нельзя было: от резиновых сапог до плотных перчаток по локоть. И все равно они находили места, чтобы ужалить.

Позже в какой-то момент у супругов возникла мысль о том, чтобы перебраться в деревню. Идея эта пришла «как у всех», говорит Евгений, просто кто-то ее сразу отбрасывает, а кто-то задумывается, просчитывает, нужно ли это. Второй вариант — про Грудининых. И они решились на переезд.

Против была теща, вспоминает Евгений.

— Она говорила: «Вы что, обалдели? У обоих высшее образование, живете в Могилеве, на работу устроены — что вам не так?». Я, говорит, свою доченьку учила, холила и лелеяла, чтобы она в город перебралась, а ты ее обратно в деревню тянешь? — смеется пчеловод. — Долго мы бодались со Светланой Тимофеевной.

В итоге теща решила, что отдаст молодым свой дом в Лютне, который она буквально год как купила под дачу и начинала уже ремонтировать. Это был ее эксперимент, мол, хотите в деревню — пожалуйста. «Она думала, что нас хватит на зиму-две — и мы „перебесимся“, вернемся в Могилев».

В итоге в Лютне Грудинины живут уже десятый год. Тут родились Варя — ей уже 8 лет, — Маша — ей пять. А полтора месяца назад семья стала многодетной. «Это наш Владимир Евгеньевич», — улыбается Юлия, глядя, как муж укачивает младенца.

Мы привыкли к историям о том, как белорусы открывают свое дело в столице и облцентрах, где по сравнению с регионами лучше развита инфраструктура, попроще с кадрами и сбытом. А тут еще и первые итоги переписи-2019 не прибавляют оптимизма: белорусы стремятся в Минск, а районы продолжают терять людей.

Тем не менее найдется немало тех, кто решился запустить свой бизнес не в крупных городах — и создать новые рабочие места и пополнить местный бюджет налогами. Наш новый проект «Бизнес в регионах» — о белорусах из глубинки, которые берут и делают.

«Чтобы жить хорошо, нужно 50 пчелосемей на одного члена семьи»

Вообще, Евгений — строитель, и опытный: прошел путь от подсобного рабочего до прораба. А 8 лет назад решил: почему бы не заняться пчелами. Начиналось все с двух пчелосемей в двух ульях. Теперь же их — чуть более ста.

Ульи стоят компактно на участке ближе к полю. К парочке из них подходить не советуют — в них живут «пчелы-аборигены», которых используют для вывода маток и добычи маточного молочка. Даже дети знают, что дикие пчелы нападут на раз-два. И стоит одной раз ужалить, остальные тут же почувствуют яд — нюх у пчел в разы острее, чем у собак, — разнервничаются. А когда пчелы нервничают, от них лучше прятаться.

Сейчас пчелы обновляют свои семьи после зимы — выводят новое поколение. Но и пыльцу уже собирают. Первую, правда, «проспали» — для насекомых было еще холодно, когда в марте цвела лещина. Сейчас цветет ива, и пчелы ее активно посещают.

— Вот, смотрите, какая красавица — с пыльцой прилетела, — Евгений как-то замечает в рое пчел ту самую, с пыльцой. Мы с непривычки только растерянно крутим головой по сторонам и присматриваемся к жужжащим на солнце насекомым.

Основная направленность пасеки Грудининых — пчелопродукты (мед, прополис, перга, пыльца) и косметическая продукция из них, которую делает Юлия. По сути, у супругов мануфактура, где Евгений отвечает за сырье, а Юлия — за продажу и переработку продукции.

Евгений развивает и пчелопроизводство: выращивает и продает пчелиных маток и пчелопакеты — наборы из 4 рамок с пчелосемьями как заготовку для нового улья. Основные покупатели — пчеловоды в Беларуси, а Евгений хочет развиться и выйти на российский рынок. Но там нужны объемы, потому для этого пасека должны вырасти раза в три, не меньше.

— Это будет как раз. Ведь как считают поляки: на одного члена семьи независимо от возраста должно быть 50 пчелосемей для того, чтобы семья могла жить в более-менее нормальном достатке. Я примерил на себя и согласился: да, я неплохо бы чувствовал себя финансово с 250 пчелосемьями. Нужно было бы только чуть больше механизировать процесс — докупить немного оборудования, чтобы быстрее катать мед и разливать его в тару, плавить воск.

К тому же у Евгения перед глазами пример — коллега из Рясно, агрогородка в Дрибинском районе Могилевщины, у которого — более тысячи пчелосемей. И вот он как раз работает на российский рынок, куда продает не мед, а пчел.

Грудинины же мед продают — по крайней мере, пока. Как ни странно, сейчас для меда не сезон — люди ждут свежего, который выкатают в конце мая. А пик продаж — осенью. У семьи осталось сейчас около 500 кг меда прошлогоднего «урожая» — выкатали много и активно не продавали, так как готовились в третий раз стать родителями.

В такие месяцы, когда меда продают мало, «выплывают» за счет косметики, говорит Юлия. Она делает кремы, бальзамы для губ, мыло, свечи.

— Но я понимаю, что на этом не выедешь: все-таки производство — полностью ручной труд. А на промышленные объемы я идти не собираюсь. Ведь тогда смысл потеряется. Крем, например, «живет» всего месяц-два — в нем нет вредных для кожи консервантов. А свечи и мыло — не такой уж и ходовой продукт.

Косметикой на основе пчелопродуктов Юля начала заниматься, когда у нее случился «синдром декретницы» — ей было скучно сидеть дома, а муж как раз собирался на конференцию к пчеловодам в Смоленскую область. Там она и увидела, что пасека — это, бывает, вообще ни разу не про мед.

Так Юлия занялась мыловарением, а потом 2 года разрабатывала рецепт крема на основе маточного молочка — тестировала на себе и на знакомых. Выпускает теперь его, бальзамы для губ, скрабы.

— Фантазия уже сама работает. Просто смотришь, что есть, если сомневаешься в чем-то — лезешь в интернет. А потом люди подсказывают: например, одна клиентка опытным путем вычислила, что у крема — заживляющий эффект. Теперь им и мужчины пользуются после бритья, чтобы раздражения не было.

Пасеки в режиме «стелс»

Медовой столицы в Беларуси нет — по крайней мере, официально. Просто потому, что пчеловоды — в некотором смысле подпольщики, говорит Евгений. И не потому, что от закона скрываются. Как раз наоборот: это закона для них нет, налогообложения нет. И пчеловоды этим недовольны!

Евгений Грудинин говорит, что, возможно, введение небольшого налогообложения на пчеловодство помогло бы государству «увидеть» пчеловодов как отрасль и, что самое важное, их проблемы, просьбы, достижения. И многие его коллеги с ним солидарны, хотя абсолютное большинство, смеется наш пасечник, «забросает помидорами, потому что не готовы к этому ни морально, ни финансово».

— Пока мы государству не нужны — оно же не видит от нас никакой пользы. Хотя она есть по факту.

Он считает, что обязательно нужен «толковый нормативно-правовой акт, созданный обязательно при непосредственном участии пчеловодов-практиков, который бы регламентировал пчеловодную деятельность и взаимодействие пчеловодов с остальными структурами». И в первую очередь — с сельскохозяйственными организациями. Потому что пчелы им помогают — опыляют культуры, и за это в Канаде и Америке, например, пасечникам платят большие деньги. Белорусские же пчеловоды, по сути, бесплатно опыляют те же поля рапса, а взамен получают пустые ульи: пчелы умирают от отравления пестицидами, которыми обрабатывают растения и не предупреждают об этом пасечников.

— Давайте смотреть на вещи реально: не нужно нам платить деньги за опыление. Пусть хозяйство получит эти свои на 30% больше семян рапса с опыленного поля — а такие исследования проводили в Гродненском аграрном университете. Взамен достаточно просто своевременно предупредить пасечников: такого-то числа будет обработка такого-то поля пестицидами — и мы не пустим туда пчел, — на этом моменте Евгений распаляется — переживает.

Неудивительно: несколько лет назад он так потерял более 40 кг пчел! Они долетели до только-только обработанного химикатами поля рапса в 6 км от пасеки, чтобы собрать нектар, и не вернулись — умерли от отравления.

Для пасеки Грудининых это было больно — ведь с нее семья живет, другого источника дохода нет. Были и более крупные пасеки, которые находились ближе к полю и пострадали гораздо серьезнее. Но как зашла речь о суде и возмещении ущерба, бороться за своих пчел стал только Евгений.

— Во-первых, у нас менталитет такой — мы не можем отстаивать свое. Во-вторых, этот момент никак не регламентирован, хотя такая потрава пчел — это серьезное ЧП. И фокус в том, что на людей просто надавили, чтобы не создавали прецедент. Потому что отношение к сельхозпредприятиям гораздо лояльнее, чем к какому-то пчеловоду Женьке. Нет четкого акта, что предприятие ответственно за то, что делает, — разводит руками мужчина.

Он возглавляет кооператив, в который входят он и еще 10 пчеловодов из Могилевской и Минской областей. Вместе, говорит, проще развиваться. Например, собрали все отработанный воск, сдали на перерабатывающее предприятие объемом — получили хорошую скидку на вощину. А еще такая сплоченность помогла выиграть два гранта на оборудование для фасовки и сушки меда.

Да, сушить мед тоже приходится теперь пасечнику — пчелы из-за очень частых дождей и постоянно высокой влажности не всегда справляются, а продукт с избытком влаги забродит — испортится. В лучшем случае — расслоится.

Сейчас Грудинины пробуют фасовать мед в пленочную упаковку-стик. Ну как пробуют — уже протестировали, и будут выпускать такие «дозы» меда и дальше. Потому что удобно, как с пакетиком сахара: надорвал краешек, выдавил в ложку, на хлеб или сразу в рот, упаковку выбросил.

Мед в другой таре Грудинины продают, в основном, постоянным покупателям, возят по рынкам, где их узнают.

Как стать из «чайника» пасечником: про деньги

Теперь разбираемся с цифрами. Евгений Грудинин рассказывает, сколько будет стоить пасека как хобби. Уточняет: любителю-новичку можно начинать с 3−5 ульев, чтобы научиться и заниматься пчеловодством в свое удовольствие.

Чтобы пасека стала дополнительным источником дохода, нужно будет уже от 10 пчелосемей. «Это когда сам не съешь — нужно будет раздавать или продавать», — поясняет Евгений. Ну, а бизнес начинается с 30 пчелосемей — так было у Грудининых.

Считаем. Пчелопакет — а мы же помним, что это четыре рамки с пчелами как заготовка будущей большой пчелосемьи, — стоит 50−90 долларов. Итого — около 300 долларов за три будущих улья. Плюс нормальная бэушная медогонка — 50 долларов. Один комплектный улей из пенополистирола — около 45 рублей, или около 20 долларов за три штуки. Рамки к ульям — 30 долларов. Плюс экипировка и дымарь. Итого — до 500 долларов.

Времени 3 улья как хобби будет занимать какой-нибудь час в неделю — достаточно будет проверять их один раз, говорит Евгений. При самом плохом сценарии пчелы самостоятельно смогут уйти в зиму — их даже подкармливать не придется. А если какой-нибудь опытный пчеловод подскажет, что как делать, то в первый год можно будет собрать с улья 15−20 кг меда. Дальше — больше.

— Ну и считаем дальше. Минимальная розничная цена меда — 8−9 рублей за килограмм, в больших городах цена доходит до 18−20 рублей. Так что за сезон можно отбить все, что вы вложите.

— А если развиваться дальше, то…

— … денег вы не увидите, — хохочут Грудинины.

Все потому, что заработанное они вкладывают в развитие пасеки. И поэтому Евгений не может сменить свою 29-летнюю машину на более новую. Нет, в теории может, но тогда развитие пасеки остановится.

Доход Грудинины не считают — ведут бухгалтерию в электронном виде и контролируют оборот средств. Хотя, если посчитать, те самые «папиццот», говорят, и выходят.

То, что они живут в деревне, серьезно экономит деньги, говорят Грудинины — нет лишних соблазнов большого города. Детей в сад и школу отец сам отвозит каждое утро на машине в Мстиславль. А потом родители занимаются пасекой.

Можно ли зарабатывать только пчеловодством вообще, на Мстиславщине в частности и будут ли они дальше развивать пасеку как бизнес, Грудинины отвечают на все: «Да».

— Только нужно понимать, что олигархом-пасечником ты не станешь. А вот на хлеб заработаешь. Хотя если нанять людей, которые будут на тебя работать, и серьезно расшириться..., — задумываются Юлия и Евгений. — Нужно посчитать.