Узники Ладемюле. Странички дневника Валентина Жукова о времени, которое забыть невозможно

Источник материала:

Передавая на хранение в Солигорский краеведческий музей десятки набранных на компьютере страниц, 84-летний Валентин Иванович сказал: “Это не столько обо мне, сколько о времени, о котором забывать нельзя”...

В 14 лет жизнь кажется светлой, большой и бесконечной. И вдруг страшное — война. Когда немцы приблизились к деревне, работники сельсовета, правления колхоза вместе с завмагом умчались на колхозной полуторке. В сельмаг тотчас ринулись сельчане, продукты, одежда моментально разошлись по избам. Я опоздал, достались только стеариновые свечи, которые очень пригодились, когда в деревне не стало керосина. Почувствовав безвластие и безнаказанность, крестьяне стали разбирать колхозных лошадей, коров, овец, упряжь, телеги...С приходом немцев мы поняли истинный смысл слова “оккупация”. Гитлеровцы беззастенчиво грабли местных жителей. Ездовые проезжавших обозов забегали в избу, кричали: “Матка, млеко, яйки, шпек!”, обшаривали все углы, и, схватив добычу, тут же исчезали. На пастбище мы, подростки, держали своих коров на поводках... На месте, где когда-то проходила линия фронта, я отыскал заржавевшую винтовку, патроны к ней. Почистил. Смазал. И стал партизаном......Сентябрь сорок третьего. Уже слышны не только орудийные выстрелы, но и пулеметные очереди. Фронт где-то в двух километрах, не сегодня-завтра придут наши. Мысленно я уже видел себя в форме красноармейца, который гонит врага дальше на запад. Но вдруг одеяло на входе в землянку резко отбрасывается в сторону. На пороге — в угрожающей позе давно не бритый немецкий солдат. На шее — пулемет, в правой руке граната......Ожидание эшелона для отправки в Германию. Дощатый настил под навесом, где свободно гуляет ветер. Раз в день — вонючая похлебка из мяса павших лошадей, которых варили прямо со шкурой. Наконец вагоны с зарешеченными окнами. Два яруса голых нар. Состав подолгу простаивал на станциях, пропуская военные эшелоны. За окнами мелькали названия — Варшава, Лодзь, Рослау... К концу декабря нас, исхудавших скелетов, выгрузили в перевалочном лагере Лерте.Лагерь Лерте — невольничий рынок двадцатого века. Как и в глубокой древности, отбиралась рабочая сила: внешний вид, состояние зубов, ощупывание мышц руками в перчатках. Выбор сделан, толчок в грудь — и ты собственник владельца фирмы, завода или фермы. Когда объявили: требуется сапожник, я шагнул вперед. Не хотелось идти на завод, производить оружие против своих. Шить сапоги мне не приходилось, но я часто наблюдал, как это делают другие.Так я оказался в мастерской “Мастер ортопедической обуви Гайнрих Коне” города Гильдесгайме, где работали украинец, по двое немцев и русских. Но первым делом меня препроводили в лагерь для восточных рабочих Ладемюле. Получил спецовку — куртку и брюки из какого-то текстильного эрзаца. И квадратный голубой лоскут, где стояли буквы ОСТ. Восточный рабочий. Пришитый на правой груди, он заменял славянину паспорт. С этого момента мне не позволялось присесть на скамейку в парке, где была табличка “Только для немцев”, запрещалось пользоваться городским транспортом, входить в магазин, парикмахерские, кафе, спасаться в бомбоубежище. В один из весенних дней сорок четвертого за два часа до окончания работы нам приказали срочно вернуться в лагерь. Оказалось, для устрашения. На деревьях висели четверо русских парней. На каждом табличка — “Саботажник”... Нас прогоняли сквозь строй охранников, чтобы босые ноги повешенных касались наших голов. Наклонил голову или отвел в сторону — тут же град ударов дубинками...22 марта сорок пятого около полудня прозвучал сигнал воздушной тревоги. Часть неба закрыла армада бомбардировщиков. Все население лагеря бросилось за город.А потом пришли американцы. 18 мая сорок пятого нас, славян, доставили на восточный, советский берег Эльбы. А уже на следующий день я надел форму солдата Красной Армии.Отслужив в армии, окончив медицинский институт, Валентин Иванович три десятка лет работал врачом в Солигорске. Нашел сына немки, подарившей ему костюм. Пригласил его в гости, сам побывал на месте бывшего лагеря для узников. А выйдя на пенсию, написал воспоминания об опаленной войной юности. Чтобы люди знали и не допустили новой войны.