СУД ДА ДЕЛО. Сказ про белого бычка ценою в 15 000 000

Источник материала:

Мы летели на крыльях наших мыслей. Мы парили над лесами и полями, мчались над бездной. Восходящие воздушные потоки подхватывали нас, но не кружили голову. И все же бездна подстерегала нас. Выстрелы оттуда, из тумана, обессиливали одних и вырывали из рядов других. Но мы продолжали парить — иначе это были бы уже не мы...
...Недавно в “Прессбол” “стреляли” опять. Снаряд в виде новой повестки в суд накрыл нашу редакцию после выхода статьи “Вести с полей” (“ПБ” N 97 от 19 августа 2005 года). В ней, напомним, мы в очередной раз рискнули заглянуть в пресловутую пучину, констатируя: “Складывается впечатление, что вместо побед — спортивных и ярких, — которых ждет вся страна, чуть ли не каждый новый “главный” прежде озабочен преимуществом в чем-то ином. Не потому ли их так часто снимают? У кого битва за урожай, у кого поля сражений...”
Тот снаряд, то бишь судебная повестка, грозил разметать прессболовский строй, ибо иск вновь был на нешуточную сумму — четырнадцать с лишним миллионов рублей. Заявление в суд гласило: “Корреспондент “ПБ” С.В.Парамыгина оклеветала, унизила, оскорбила”... Слова, будто пощечины, сорвали с меня романтический флер. Вооружившись толстенным толковым словарем русского языка, аки щитом, автор этих строк 11 октября отправилась, как значилось в повестке, на “беседу по делу о защите чести и достоинства”. Поскольку в ответчики записали также редакцию в целом, а денег на адвокатов у газеты уже не нашлось, в качестве защитника и ответчика в одном лице выступал главный редактор...

Минтруда подкупили?!

“Беседа” оставила стороны при своих. Истица, бухгалтер Республиканского государственного училища олимпийского резерва (РГУОР), посчитала предпоследний абзац моей статьи публичным оскорблением и не собиралась менять своего мнения. Она заявляла, что журналист, “собрав ложную информацию, сделав свои выводы, ни разу не видя меня (истицу. — “ПБ”.) в глаза, написала полную ложь, нанесла моральный ущерб”. Напомним, те строки проливали свет на суть выговора, данного директору РГУОРа Николаю Ананьеву. Причем приказ министра спорта Александра Григорова вышел практически одновременно с документом Министерства труда и социальной защиты. Первый наказывал директора училища и обязывал восстановить в должности уволенного работника (что и было исполнено). Второй же, составленный по итогам проверки фактов на месте, информировал: прекращение трудового договора по истечении срока действия — в компетенции нанимателя.
Казалось бы, комментарии излишни. Однако этическая сторона вопроса требовала прояснения: а может, директор училища уволил какого-нибудь заслуженного человека, чья вина — всего лишь преклонный возраст? Или вдруг это была совсем еще девчонка, которую грубо столкнули с жизненной дороги? Вот эта самая этика чуть не подвела газету под монастырь.
Обозреватель “ПБ”, прибыв тогда в училище, не пожалела времени, переходя из кабинета в кабинет. К моему удовольствию, люди легко шли на контакт. Но говорили они такое, что характеристики, данные бухгалтеру ее же коллегами, автор этих строк сочла необходимым смягчить. Но смягчить лишь до такой степени, чтобы не погрешить против истины.
Впрочем, решать, кто прав, Минспорта или Минтруда, лежало за пределами журналистской компетенции. Поэтому в статье “Вести с полей” нет рассуждений: справедлив ли выговор директору училища, правильно ли уволили истицу. Там лишь констатация фактов.
И в то же время можно понять “обиженную” работницу, которая в той предварительной беседе в суде излила перед нами свои многочисленные невзгоды, преследующие ее как на трудовом пути, так и в семейном быту. У каждого, как говорится, своя правда. Однако один прозвучавший аргумент заслуживает особого внимания. Ибо он в полной мере характеризует угол зрения, под которым человек смотрит на окружающий мир. Истица в присутствии судьи заявила: “Мы же знаем, что все проверки департамента Минтруда — купленные!” Однако, допустив одно, докажи, что не существует другого...

Хватит издеваться!

Тем не менее мы — с уверенностью в неподкупности органов нашего правосудия — прибыли 10 ноября на судебное разбирательство. Истица, которой предоставили слово первой, завела длинную историю о своем увольнении. Были названы даты истечения срока контракта и извещения об этом, время пребывания на больничном и т.д. Но сообщение о том, что такого-то числа да такая-то дверь училища оказалась вдруг закрытой, похоже, переполнило чашу терпения даже судьи. Она вынуждена была прервать многословие, подчеркнув, что данные обстоятельства не имеют отношения к существу рассматриваемого дела. Однако, пусть простит меня официальное лицо за образность, это был поистине глас вопиющего в пустыне. Ибо представителю закона останавливать истицу сей фразой пришлось не однажды.
Та же предъявляла претензии к каждой строке злополучного абзаца. Так, инициатор судебного разбирательства много раз напирала на то, что фраза статьи “Ее предупредили, что нужно передать дела” — ложна. Следовало написать: “Ее попросили...” В чем здесь состояло оскорбление со стороны журналиста, суду выяснить не удалось.
Особо истицу задело употребленное по отношению к ней прилагательное “незадачливый”. Пришлось автору этих строк явить миру “Толковый словарь русского языка” под редакцией Ожегова и Шведовой, чтобы процитировать: “Незадачливый — то же, что и неудачливый”. А уж об обилии неудач присутствующие наслушались немало. Нас просветили, например, не только о “просквозившей” мимо истицы премии. Прозвучали ссылки даже на уборщицу училища, которой якобы велели не впускать бухгалтера в рабочее помещение...
Много было дебатов и вокруг выражения “Поблагодарила коллектив за то, что многому за время работы научилась”. На вопрос судьи: “Чем упоминание об этом порочит вашу честь и достоинство?” — последовал ответ: “Я чувствую за этими словами издевку”. Вот уж действительно мнительность еще никого не делала счастливым.
41-летняя работница РГУОРа сочла унизительной и фразу “Ей неоднократно дружески намекали на необходимость профессионального роста”. Заявив, что хоть бухгалтерский стаж у нее и небольшой (всего-то четыре года!), она тем не менее “не считает нужным повышать квалификацию”. Здесь уж поневоле вспомнишь Льва Толстого: “Чем больше человек доволен собой, тем меньше в нем того, чем можно быть довольным”...

Доработалась...

Проходившее в этом русле разбирательство длилось свыше четырех часов (с перерывом). Толковый словарь раскрывался еще неоднократно, чтобы в очередной раз проиллюстрировать: употребленная журналистом лексика не несет оскорбительной окраски. Так, к примеру, глагол “доработаться”, к которому тоже были претензии, имеет следующее значение: “Работой довести себя до какого-нибудь состояния (обычно неприятного)”. А как случилось, что истица дошла до состояния уволенного работника, суду пояснили приглашенные ответчиком свидетели.
Их было четверо: главный бухгалтер, ее заместитель, ведущий специалист-экономист и, наконец, директор РГУОРа. Они, вызываемые в зал в названной последовательности, подтвердили истинность каждого обсуждаемого слова статьи “Вести с полей”. Да, действительно, данная работница, по их мнению, “слабовата как бухгалтер”, чему были представлены суду документальные свидетельства. Да, ей постоянно помогали коллективно, хотя под отчетами и стоит только одна подпись. Да, истице предлагали почитать соответствующую литературу и сходить на курсы, к чему та не прислушалась. В то же время она заявляла, что ни шага влево или вправо от так полюбившегося блока питания не сделает...
Отдадим должное подательнице иска: она боролась отчаянно. Судебные издержки превышали ее бухгалтерский оклад. Словно заведенная, она вновь и вновь повторяла, что никого не благодарила, хотя свидетели в ответ поочередно утверждали обратное. Снова и снова восклицала, что не считает себя неудачливой. Твердила, что статья ее унизила перед коллегами. Все это начинало походить на бесконечную сказку про белого бычка.
Апогеем напряжения стал вопрос, обращенный к директору училища. Звучал он трагически: “Почему я не вошла в вашу команду?” Что тут можно было ответить? Риторичность возгласа была прозрачна. Судья по-прежнему терпеливо, разве что чуть повысив голос, повторила: “Это ваши взаимоотношения с коллективом”. И в который уже из бессчетного количества раз попросила быть ближе к делу. Но ближе у истицы почему-то не получалось...

Оскорбление правдой

Наша оппонентка, как оказалось, тоже припасла свидетеля: только та по какой-то причине не явила свое личико суду. Вместо этого автор иска принесла исписанный от руки листок и вручила органу правосудия со словами, из которых следовало: свидетеля также несправедливо уволили из РГУОРа. Но поскольку “паперка” не была никем заверена, то судья, прореагировав на протест ответчика, не “подшила” такие свидетельские показания к делу. Истица настаивать на этом не стала. Как и на необходимости персонального приглашения, по всей видимости, своей товарки. Недосказанность, впрочем, повисла-таки в воздухе, и ясность внес директор училища. Николай Ананьев “сознался”, что действительно недавно был вынужден уволить одну из работниц — по статье 42 п. 7 Трудового кодекса Республики Беларусь “в связи с нахождением на работе в состоянии алкогольного опьянения”. Тем самым тема сошла на нет.
Таким образом, суд выслушал всех заявленных свидетелей. Согласно Гражданскому кодексу, информация, опубликованная в газете, не является оскорбительной, если она соответствует действительности. 10 ноября мы доказали свою правоту с двух сторон. Во-первых, что статья “Вести с полей” не содержит слов и выражений, которые могли бы кому бы то ни было нанести моральный вред. Во-вторых, что все приведенные автором факты правдивы. И посему судья не могла не задать вопрос истице: “Раз информация, опубликованная в “Прессболе”, соответствует действительности, значит, вас оскорбила правда?” Вразумительного ответа мы не услышали, не считать же таковым что-то вроде: я не считаю это правдой! Здесь уж вспомнился не только белый бычок...

Нас посчитали!

В своем заявлении истица просила “взыскать с виновных за убытки, причиненные распространением порочащих сведений, в размере 300 000 рублей”. Главный редактор “ПБ”, видать, наученный опытом прошлых тяжб, поинтересовался: из чего сложилась сия сумма? И может ли заявительница показать какие-либо отчетные документы? Однако, нет, как выяснилось, оные захвачены в суд не были. “Но что они собой представляют? — вопрошал Владимир Бережков, явно теряясь в догадках. — Может, телефонные счета?” Отнюдь. Все гораздо незатейливей: к означенным убыткам истица причислила билеты на проезд в маршрутках. Дело в том, что она поначалу решила, будто дело рассматривается в суде не Центрального района, а Первомайского. Пришлось же человеку поездить по городу, потратиться. Так пускай ответчик по всей строгости ответит и за это!..
Кроме того, автор иска просила “взыскать за моральный вред, причиненный распространением порочащих сведений в СМИ, сумму в размере 14 210 000 рублей (тираж газеты “Прессбол” N 97 составлял 20 300 экземпляров)”. Тираж просто умножили на стоимость номера. И с этим трудно было бы спорить, если бы не одно “но”. В статье “Вести с полей” не указано ни имени, ни фамилии истицы! А знать, что в училище в данный момент именно за блок питания отвечала конкретно она, могли единицы. Вдобавок если месяц назад “пострадавшая” заявляла, что ей с выражением сочувствия позвонили “человек сорок!”, то теперь, на процессе, бухгалтер смогла назвать по фамилиям только четверых. Причем, по ее же словам, люди лишь выражали недоумение: “Похоже, это про тебя?..”
Так опорочена была честь истицы или нет? После более чем четырехчасового (с перерывом) разбирательства суд удалился в совещательную комнату. Мы томились в ожидании приговора почти час, пока правосудие, как принято говорить, не восторжествовало.
...Чем мне запомнился первый в жизни суд? Тем, что, будучи по факту обиженной, потому и названная в статье “обиженной”, истица до последней минуты, словно в забытьи, повторяла: якобы она обижена тем, что ее обозвали обиженной. Это живо навеяло незабвенные строки из непереводимой на иностранные языки песни: “Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я”...

Светлана ПАРАМЫГИНА