Язык как символ независимости

Источник материала:

Язык как символ независимости

На конференции в Праге обсуждали национальное возрождение в Чехии и Беларуси
С 3 по 7 июля в Праге (Чехия) проходила научная конференция на тему “Пути национального возрождения: белорусская и чешская модели”, организованная старейшим университетом Центральной Европы — Карловым университетом. О проблемах, поднятых на конференции, корреспондент “БР” беседует с одним из ее участников, заведующим кафедрой этнологии, музеологии и истории искусств, кандидатом исторических наук Павлом ТЕРЕШКОВИЧЕМ.
Беседовала Лариса МИХАЛЬЧУК
— Павел, какова цель прошедшей конференции? Кто принимал в ней участие?

— На конференции обсуждались вопросы истории национального возрождения в Чехии и Беларуси в XIX — начале ХХ вв. В конце 80-х гг. польский исследователь Марек Вальденберг опубликовал монографию о национальном возрождении народов Восточной Европы, в которой выдвинул тезис, что в этой части Европы процесс национального возрождения начали чехи, а завершают белорусы. Этот тезис справедлив, поэтому, конечно, было очень интересно сравнить эти два варианта — наиболее развитого национального возрождения и наиболее запоздалого.

Чехи — это пример народа, который потерял свою государственность, свою культурную элиту, был в основном представлен низшими слоями населения, но тем не менее на протяжении XIX в. смог выстроить себя как успешная нация. Именно поэтому к ним обращаются как к образцу те народы, которые очутились примерно в такой же ситуации, и белорусы в том числе.

В конференции принимали участие известные белорусские историки, в том числе Захар Шибеко, Андрей Киштымов, Андрей Смолянчук, Сергей Токть, польские ученые — Олег Латышонок, Евгений Миронович, Ришард Радик, а также чешские, среди которых Ян Сокол, Милош Резник, Ян Рыхлик, один из крупнейших в мире ныне живущих специалистов в области национальных движений Мирослав Грох и другие ученые.

— Вы сказали, что М. Вальденберг определил белорусское национальное возрождение как наиболее запоздалое...

— Совершенно верно, и в Беларуси этот процесс еще не в полной мере завершен. В одной из своих работ Мирослав Грох писал, что, национальное возрождение, если оно возникает, остановить невозможно. Его можно прервать, оно может исчезнуть на целые десятилетия, но если оно началось, то непременно завершится, достигнув своей цели — создания полноценного национального государства.

И я тут с Грохом абсолютно солидарен. Пример — история Беларуси на протяжении ХХ века. В 20-е годы — всплеск национального возрождения, затем — репрессии, после которых наступили десятилетия затишья, а в 80-е годы появляется “Талака”. Откуда? Казалось бы, преемственности никакой нет. А это — объективный процесс развития нации. Он начался, и остановить его невозможно.

— А какие факторы повлияли на то, что в одних странах Центральной и Восточной Европы национальное возрождение завершилось раньше, в других — позже?

— Большинство исследователей, в том числе и Мирослав Грох, справедливо полагают, что развитие национальных движений — это результат модернизации. Там, где уровень модернизации был выше, интенсивность этих движений тоже была выше.

Но модернизационные показатели — “развитие торговли”, “урбанизация” и пр. — не до конца коррелируются с интенсивностью развития национальных движений. Например, по уровню развития в XIX веке Литва и Беларусь мало чем отличались друг от друга, к тому же литовцев в городах жило еще меньше, чем белорусов, литовская интеллигенция была менее многочисленная, чем белорусская. А национальное возрождение литовцев шло гораздо интенсивнее, и, условно говоря, национальный проект литовцы, в отличие от белорусов, смогли реализовать в куда более полном масштабе.

Единственный показатель, который четко совпадает, — это “уровень грамотности”, и в первую очередь — уровень грамотности женщин. В отношении чехов это абсолютно справедливо: к концу XIX века там не было практически ни одного неграмотного человека. Среди белорусов же, к примеру, только 12,5% были грамотными. При этом у белорусов грамотность среди женщин составляла всего 7%, у литовцев — около 40%, а у молдаван, которые до сих пор стоят перед вопросом, кем они являются, самостоятельным народом или частью румынской нации, уровень грамотности среди женщин был всего 1,5%.

Грамотность среди женщин зависела от конфессиональной принадлежности. У протестантов она была самая высокая, у католиков — ниже, у православных — еще ниже. В условиях господства имперского дискурса сформировать альтернативную форму идентичности, а именно национальную идентичность, было возможно только в рамках семьи. И там, где женщина была грамотной и способной воспринять национальную идею, на уровне семьи формировалась национальная идентичность. В противном случае этого не происходило.

— Насколько зависел успех национального возрождения от возрождения национального языка, в случае если он не являлся доминирующим в государстве?

— Существуют разные модели национального возрождения. К примеру, ирландцы в течение столетий буквально вырывали с кровью свою свободу у англичан, но, добившись независимости, так до конца и не смогли возродить свой древний язык. Сейчас в Ирландии существует двуязычие, и, несмотря на все усилия государства, интеллектуалов, все-таки в повседневной жизни доминирует английский язык. Есть противоположная модель: Израиль, где благодаря жесткой политике государства был возрожден язык, который практически столетиями не употреблялся на разговорном уровне. В этом случае язык стал объединяющей силой.

В Центральной и Восточной Европе национальный язык всегда играл центральную роль в национальном возрождении и как форма коммуникации, и как национальный символ. Белорусы в XIX — начале ХХ веков в этом отношении не были уникальны. Сейчас ситуация совсем другая, и как она будет развиваться, сказать пока сложно.

Для большинства людей национальный язык — это символ. Проблема национального языка как средства коммуникации в большей мере стоит перед теми, чьи карьера, профессиональный рост и благосостояние непосредственно зависят от его развития. Поэтому, когда поднимаются языковые проблемы, речь идет не о языке как таковом, а о глубинных проблемах существования людей, прежде всего проблемах экономики, власти...

Сейчас в Беларуси, и об этом говорили чешские коллеги, белорусский язык — не столько коммуникативная ценность, потому что сфера бытования белорусского языка сужена до предела, сколько символ. И вот что интересно: большое количество белорусов считает своим родным белорусский язык независимо от того, говорят они на нем или нет.

— Что вы считаете главным итогом прошедшей конференции?

— Я думаю, самое важное заключается в том, что чешское интеллектуальное сообщество несколько расширило свои знания о Беларуси. Показательно в этом отношении, что Мирослав Грох в последний день конференции сказал, что он перепишет свой доклад, поскольку узнал много нового и интересного о нашей стране. В перспективе планируется издать на русском и чешском языках сборник докладов, прозвучавших на конференции в Праге. Это также станет важным событием в научной жизни.

В целом, хочу заметить, в этом году наметился рост интереса к Беларуси, к проблемам нашей истории и языка. Об этом свидетельствуют и только что прошедшая конференция, во время которой состоялись бурные дискуссии по многим вопросам, и научная конференция “Украина и Беларусь — новые соседи Евросоюза”, прошедшая в марте в Эколь Нормаль в Париже.