Таблица умножения знаний

Источник материала:

ГАБАСОВА Людмила

БГУ — 85 лет

В советские времена высшее образование было уделом избранных — его получал каждый седьмой. Сегодня уже один из двух выпускников школы держит в руках студенческий билет. Казалось бы, переход к массовой высшей школе — свершившийся факт. Однако действительно ли мы живем в век знаний или только готовим площадку для качественного рывка? Об этом в канун юбилея главного вуза страны — Белорусского государственного университета — корреспондент «СБ» беседует с его ректором, доктором физико–математических наук, профессором Василием СТРАЖЕВЫМ.

— Традиционно БГУ представляют как набирающую высоту ракету. И нетрудно привести факты и цифры, иллюстрирующие этот постулат. Скажем, за последние пять лет университет ввел в строй здания географического, физического и юридического факультетов, новое общежитие, спортивный комплекс, сделал первый шаг в возрождении спортивно–оздоровительной базы «Бригантина». На подходе — новые корпуса факультета международных отношений и гуманитарных факультетов. Однако если копнуть глубже, то одновременно обозначились и те проблемы, о которых вслух предпочитали не говорить и которые очень быстро могут застопорить наш «взлет». Когда я занял кресло ректора БГУ, то с удивлением обнаружил, что за 45 лет, с тех пор, как я пришел в университет еще студентом, здесь, по большому счету, ничего не изменилось в учебном процессе. С одной стороны, конечно, это — свидетельство преемственности традиций. Но с другой — преобразился мир, значение и суть высшей школы, и жить в прежних рамках — значит заведомо жертвовать качеством образования. Сегодня мы еще продолжаем готовить хороших специалистов, а завтра? Ведь если уровень 10 процентов лучших наших выпускников сопоставим с уровнем лучших выпускников самых известных европейских вузов, то наиболее слабые студенты и студенты–«середнячки» уступают своим западным сверстникам. Это тревожный факт. Потому что нобелевских лауреатов — десятки, а людей, которые создают платформу для научных свершений, — десятки тысяч.

— 80 процентов сотрудников НАН — выпускники БГУ. И вы говорите о недостаточном уровне подготовки?

— Это наследство 1961 — 1991 годов, золотой поры нашего университета. Сейчас же, несмотря на то что сотрудники БГУ по–прежнему внедряют свои разработки и получают высокие премии, налицо проблема даже не развития, а пока лишь сохранения научных школ. Преподавательский состав катастрофически стареет. Еще 10 лет — и крах неминуем. Пока мы только думаем, как отстроить научную стратегию. Два года ушло на то, чтобы начать модернизировать сам учебный процесс. Идея состоит в том, чтобы студенты учились сами. Очевидные, скажете, вещи. Но за ними, как ни странно, стоит огромная работа прежде всего преподавательского коллектива. Модернизировать высшую школу пытались и в Советском Союзе. Но тогда не было желания ни у студентов, ни у преподавателей, а самое главное — не было ни современных информационных технологий, ни соответствующей технической базы. Сегодня они есть. И мы с помощью наших выпускников и преподавателей создали оригинальную, адаптированную под потребности бывших советских вузов компьютерную программу «управления обучением». Создаются и тестовые задания, с помощью которых контролируется самостоятельная работа студента. Только доказав, что владеет «таблицей умножения», учащийся допускается к экзамену.

— Вам могут возразить, что истина рождается в споре...

— Перефразируем так: истина рождается в споре между теми, кто понимает предмет спора. Мы отнюдь не собираемся отменять взаимодействие человека с человеком, наоборот, делаем так, чтобы общение преподавателя и студента шло уже на более высоком уровне. Ведь само по себе увеличение аудиторной нагрузки ни к чему хорошему не ведет. Студент должен не просить лектора: «Говорите помедленнее, я не успеваю записывать!» — а получить толчок к действию. Мы опробовали новую систему на четырех факультетах — результаты более чем убедительные. Кроме того, есть вторая сторона медали — студенческое самоуправление. Хочу напомнить, что университеты создавались двумя путями. В Болонье инициатива шла сверху — от преподавателей, в Париже — снизу, от учащихся. И по моему мнению, любая реформа теряет смысл, если нет «обратной связи». Поэтому мы создали студенческие советы по качеству образования на каждом факультете, своего рода «коллективного заместителя декана». Процесс получения знаний лично я сравниваю с... душем. До недавних пор студент мог только пассивно принимать процедуру, мы же хотим, чтобы он умел душ включать и выключать, а также регулировать степень нагрева воды. Дело это непростое, но в целом согласно программе стратегического развития БГУ модернизировать работу вуза мы намерены к 2011 году.

— Василий Иванович, как вы думаете, реально ли резко увеличить набор иностранных студентов, о чем сегодня много спорят?

— Это обязательно нужно делать, потому что в Беларуси достойная система образования, не уступающая большинству европейских стран. Главный вопрос в другом: где студентам жить? Ситуация такова, что нам может не хватить не то что мест в общежитии — даже жилищного фонда в Минске. Частично решение этой проблемы университет видит в том, чтобы выступать поручителем при аренде квартир, чтобы исключить предубеждение арендодателей против «шумных студенческих компаний». Набор китайских студентов можно было бы увеличить прямо сейчас. Недавно в Китае я обсуждал идею о том, чтобы совместно с одним из ведущих китайских вузов организовать агентство по привлечению учащихся в БГУ, а потом, возможно, и в другие учебные заведения страны. Пока мы вынуждены пользоваться услугами только китайских посредников и принимать тех, кто не поступил в местные вузы. В Китае ведь настоящий образовательный бум. Представьте: в целом по стране на одно место в институте претендуют 15 школьников! Мы тоже могли бы отбирать из лучших. Хотя бы потому, что в среднем уровень наших вузов выше.

— Насколько обоснованны опасения по поводу того, что высшее образование рано или поздно станет платным?

— Сложный вопрос, который можно и нужно обсуждать в разных аспектах. Можно, скажем, приводить в пример Германию, в которой высшее образование всегда было бесплатным, но которая с недавних пор начала вводить плату за некоторые виды услуг. А можно ссылаться на Китай — социалистическую страну, где во главу угла ставится защита населения. Между тем любой учащийся государственного вуза там платит по 500 — 1.200 долларов за каждый год обучения. И надо отдавать себе отчет в том, что эти суммы отнюдь не покрывают общих расходов. Точно так же и у нас: государство по–прежнему дотирует даже тех, кто учится платно. На самом деле они компенсируют в среднем лишь 60 процентов от истинных затрат на обучение. Чтобы представить себе реальные издержки, надо отталкиваться от сумм, которые платят те же иностранные студенты, — они начинаются от 1.700 долларов в год. Вот это действительно платное образование.

— Василий Иванович, вас не разочаровала нынешняя вступительная кампания? Родители абитуриентов называют ее «нервной».

— БГУ в целом набрал студентов даже больше, чем когда–либо. Впрочем, действительно, возникли проблемы при приеме на физико–математические специальности. Этому есть несколько объяснений. Первое: в нынешнем году мы были поставлены в такие рамки, что абитуриент уже не мог, как раньше, просто пробовать свои силы при поступлении, ему приходилось более четко определяться с выбором профессии. Второе: нужно было сдавать профильный экзамен, что непросто после централизованного тестирования. И все равно две трети первокурсников БГУ высказываются за профильный экзамен! Так что мы, опираясь на их мнение, решили это испытание сохранить и на будущий год (между прочим, единственные из всех белорусских вузов). Но есть и третья причина — мировые тенденции. Дело в том, что сейчас везде снижается интерес молодежи к физико–математическим специальностям. Потому что при равных способностях тот, кто идет в экономику или юриспруденцию, будет в будущем получать много больше, чем физик или математик.

— Значит ли это, что за гуманитарными науками будущее?

— Их роль растет — это факт. Вот часто говорят: в Беларуси перепроизводство юристов. На самом деле это проблема не отраслевая, а региональная. У юристов сложности с работой потому, что их не используют там, где их знания необходимы. А сегодня такой специалист должен быть на каждом предприятии, потому что мы живем не по инструкциям, как в СССР, а по законам. Обратимся к примеру США: там собственно рабочих среди населения — 8 процентов, фермеров — 2 процента. Да и в Беларуси за столетие число занятых в сельском хозяйстве уменьшилось на порядок. Таковы реалии постиндустриального общества. Предсказывают, что к середине XXI века до 75 процентов работающих будут заняты в сфере услуг — торговле, юриспруденции, банковской системе, образовании, на транспорте, предприятиях связи. Но кто же тогда будет развивать чрезвычайно важную «технологическую» составляющую общества, без которой невозможен прогресс? Не гуманитарии, а физики и математики. Без этих специальностей будущее страны туманно.

— Как же тогда вернуть интерес к большой науке?

— Проще всего было бы поставить во главу угла материальный фактор. Но деньги, к сожалению или к счастью, решают не все. Это продемонстрировало международное исследование качества образования в средней школе: оказалось, что, например, в США объем затрат гораздо выше, чем в Чехии, тогда как результаты обучения вполне сопоставимы. В вузах влияние материальной мотивации более ощутимо, однако тоже не является определяющим. Вспомните, ведь большинство гениальных живописцев создавали свои шедевры в нищете. Зато у них был импульс для творчества. Так же и с наукой: чтобы ею заниматься, нужен импульс. А вот как его дать? Это уже забота всей системы образования — и среднего, и высшего. Будет понимание того, что необходимо мыслящему человеку на современном этапе, станет потребность в самовыражении, в образовании на протяжении всей жизни осознанной потребностью — будет и прогресс.

Фото Артура ПРУПАСА, "СБ".