Владимир Грановский: Сейчас в Европе больше социализма, чем в Советском Союзе

–  Сегодня любая страна вовлечена в глобальные процессы - либо интеграционные, либо дезинтеграционные. Прежде всего, необходимо обратить внимание на то, что происходит в Европе. Выход Великобритании, одной из ключевых стран Европы, из Евросоюза – плохой знак, напоминающий бегство с тонущего корабля. Эта ситуация свидетельствует о том,  что Великобритания ориентируется в своей политике на негативные прогнозы относительно стабильности в Евросоюзе. Также необходимо понимать, что ситуация с Каталонией не испарилась, а лишь перешла в латентное состояние.  К тому же она не единственная. Интеграционные процессы в ЕС неизбежно будут вызывать  внутреннюю локальную дезинтеграцию. По большому счету, какая разница: Каталония член Евросоюза в составе Испании или вне ее? Она все равно остается членом ЕС. Вроде чиновники Евросоюза должны не обращать внимания на мелкие дезинтеграционные процессы, если сам Евросоюз является большей ценностью, чем суверенность отдельных государств, но обращают.

Последние события в Париже – тоже серьезный сигнал. На фоне экономических требований уже звучат слова о необходимости выхода из Евросоюза и о кардинальном ужесточении миграционной политики. В развитых европейских странах растут правые настроения схожие с настроениями в Германии в 30-х годах прошлого века. Несложно предсказать, что следующей кризисной страной может оказаться Венгрия, или другое восточно-европейское государство, правительство которого открыто конфликтует со структурами Евросоюза или такими глобальными игроками как, к примеру, Сорос. Послевоенный передел мира не закончился. Две страны победительницы Советский Союз и США разделили Европу по лекалам того времени. С тех пор произошли необратимые события, но ничего не изменилось: США продолжает открыто доминировать в Европе, Я уже не говорю о прямом присутствии американских военных баз в странах ЕС, во Франции и Германии.

Антироссийские санкции неизбежно вызывают недовольство в самом Евросоюзе, хоть об этом не принято говорить открыто. На этом фоне, кстати,  Беларусь эффективно пользуется своим нейтральным положением, в некотором смысле даже выигрывает от санкций – как в российско-украинских отношениях, так и в российско-европейских.

- Необходимо разделять сугубо церковные вопросы от интересов простых верующих. Ключевой вопрос: была ли независимая церковь в Украине или нет? Для верующих она была. С точки зрения канонов церкви Киевский патриарх Филарет не был патриархом. Но жемчужина Киева, Владимирский собор был главным собором Киевского патриархата: там шли службы, там лежат мощи святой Варвары, там даже висит икона Серафима Саровского. Мы словно оказались в параллельных реальностях. Верующие Украинской  православной церкви Московского патриархата (УПЦ МП)  никогда не испытывали чувства вторичности или зависимости от Москвы. Церковная реальность состоит в том, что Константинопольская церковь приняла под свое крыло Киевский патриархат, который до этих не признавался ни одной поместной православной церковью, включая саму Константинопольскую. Сейчас ситуация изменилась, но независимой вновь созданная церковь не стала: Киевский патриархат стал метрополией и частью другой церкви с центром в Стамбуле во главе с Патриархом Варфоломеем. Украинская православная церковь Московского патриархата никуда не делась, она существует и будет существовать.

Если не начнется физический отбор церквей и монастырей или арест священников и монашества, как это происходило до 1942 года в Советском Союзе, то с точки зрения мирян ничего страшного не произошло, но с позиции УПЦ МП действия Патриарха Варфоломея являются вероломными, а действия Верховной Рады Украины и Президента, нарушающими Конституцию. Нельзя забывать, что Украина еще и многоконфессиональная страна. Предсказать дальнейшее развитие событий невозможно.  Без силового вмешательства властей, негативного развития эта ситуация  иметь не будет. Но долгосрочные прогнозы давать рано – церковные вопросы нужно оценивать в других временных перспективах.

- Два раза выборы Президента происходили не по установленным Конституцией и Законом процедурам, а через массовые выступления на Майдане. Нет смысла обсуждать правомерность таких методов избрания Президента, а вот о сути этой модели говорить необходимо. Связано это с тем, что сама парламентско-президентская модель лукава. Президента выбирает около 20% населения, то есть, изначально около 80% населения против. Исходно закладывается конфликт между меньшинством и большинством. Текущая президентская кампания вновь строится на радикализме и разделении общества на своих и чужих. Во времена Кучмы еще не было ни технологий, ни политтехнологов.  Люди голосовали без эмоционального накала и злобы. Но ситуация уже давно изменилась: выборы являются новой экономической индустрией, производной от самой власти и при этом теневой. Учитывая, что действующий президент обычно избирается на фоне своего минимально допустимого рейтинга, есть постоянный риск, что выборы могут превратиться в очередной политический кризис. Соответственно, и сейчас мы можем ожидать, что в случае очевидного проигрыша одна из сторон может использовать средства, которые находятся за пределами компетенции политконсультантов, политологов и законов.  Печальный сценарий, с силовыми действиями, захватами, избиением людей, может повториться. К этому риску необходимо добавить факт введения военного положения на части территории Украины.

Если ничего подобного не будет, выборы пройдут хоть и по несовершенному, но по действующему законодательству, без сюрпризов. Уже второй год у лидера оппозиционных сил  Тимошенко рейтинг медленно растет, у президента Порошенко падает. Если не случится никаких социальных «фейерверков», то тенденция сохранится. Лидеры президентской гонки уже определились, но фактически за власть борются два человека: Тимошенко и Порошенко. У всех остальных есть просто медийный рейтинг, но, мне кажется, у них нет ни энергии, ни сил, ни структур, чтобы выдержать эту гонку.

– Это вопрос политической философии. Нас в школе учили, что в деятельности присутствуют два базовых действия: развитие и воспроизводство. Но если смотреть на деятельность сквозь призму социологии, то мы вынуждены признать, что в социальных процессах высока степень инерции. К примеру, приходит политик, пытается изменить ситуацию, но обнаруживает, что объект, с которым он имеет дело, более инерционный, чем предполагают его реформационные замыслы. И здесь возникает дилемма: если я не смогу ничего изменить, значит, надо совершать радикальные, революционные шаги или же двигаться осторожно, без социальных потрясений и конфликтов между людьми разных взглядов.

В Беларуси, России и Казахстане лидеры находятся длительное время у власти. С классической либеральной точки зрения кажется, что это неправильно. А я не вижу в этом большой проблемы. Да, действительно, наличие таких лидеров говорит о том, что общество меняется постепенно, но зато без потрясений. Если кто-то захочет поменять ситуацию быстро, тогда он тоже столкнется с наличием инерционных процессов и вынужден будет ломать сложившиеся общественные связи и отношения. Звучит со стороны как бы привлекательно: «народ у Бога просит перемен», как однажды написал классик. Но вряд ли граждане Беларуси понимают, что значит жить в условиях постоянной революции.

Беларусь более-менее аккуратно выстраивает свои отношения с Украиной, Россией, ЕС. Как гражданин Украины, я бы тоже желал, чтобы наша страна развивалась и изменялась постепенно, без вражды и ненависти к разным мнениям. Мы же находимся в состоянии перманентной революции, а в результате ни страна, ни граждане не могут выстраивать долгосрочные планы, отсюда рост мотивации на бегство из страны. Нам уже более 20 лет обещают членство ЕС, но в ближайшее обозримое десятилетия Украина там не окажется.  И на это есть объективные  причины с обеих сторон. В этих же временных перспективах Украина не станет и членом НАТО.

И тут не так важно вы «за» или «против». Важно, что подобная национальная повестка не позволяет руководству Украины сформулировать реальные, корыстные национальные цели в интересах всех граждан.

– С Тимом Беллом я знаком лично. Насколько я понимаю, в его компетенцию входили не столько консультации Лукашенко, сколько корректировка представления европейских (в частности, британских) лидеров мнения о том, как необходимо воспринимать те или иные действия президента Лукашенко. И вряд ли Тим Белл (при всем уважении к его опыту и мудрости) мог давать советы на другие темы. Я не достаточно осведомлен о его работе в Беларуси, но мне кажется, что он сработал достаточно эффективно. Сегодняшний имидж Беларуси – нейтрально-позитивный, в отличие от предыдущего негативно-нейтрального. Если говорить с высоты политической теории, я бы обратил внимание белорусских политиков на достаточно интересные вещи. Очень опасно играть в поддавки с большинством. Что имеется в виду? В свое время русский экономист Кондратьев показал в своих исследованиях, что чем больше ты работаешь, тем меньше получаешь: теряется смысл в наращивании производства продукции, слишком много затрачивается сил. Большой интерес представляет отношение самих людей к проблеме бедности, вернее, к тому, что они считают бедностью. Если население начинает жить с большим достатком, мотивация к работе вытесняется желанием иметь больше свободного времени и более качественно его проводить.

Несбалансированное увеличение достатка населения может привести к тому, что люди будут в большей степени нуждаться в «праздности», достаток убивает желание работать. Парадокс заключается в том, что экономическое благосостояние большинства (при отсутствии понимания большинством – зачем этот достаток получен и при условии, что индустрия проведения «свободного времени» не создана), может наносить вред стране и самому человеку.

Что касается Лукашенко, то я  лично с ним  не знаком и потому мне сложно говорить о нем. Но очевидно, что проблема мотивации населения к труду есть у любого правительства в любой стране. Думаю, также необходимо обратить особое тщательное внимание на участие граждан в деятельности местного самоуправления. Но это если без подготовки.

– Было бы вам интересно в качестве политтехнолога поучаствовать в выборах в Беларуси 2020-го года – или с Лукашенко, или с представителем власти, или с оппозиционером? В принципе, вас интересует белорусский политический рынок?

– Все требует глубокого погружения, времени. Наша работа не предполагает дачу общих консультаций типа: если хочешь вести здоровый образ жизни, нужно не пить, не курить, заниматься спортом. Необходимо более глубокое понимание ситуации. Со стороны кажется, что у Лукашенко достаточно устойчивая позиция. Но так видится именно со стороны.

Однако плач о том, что Лукашенко так долго пребывает у власти, тоже надуман. Мне кажется, деятельность руководителя страны нужно оценивать другими критериями: насколько эффективно ему удается лавировать в геополитических играх более сильных государств и снимать противоречия  во внутренней политике, не доводя их до прямых конфликтов на уничтожение, как это происходит в Украине после каждой смены власти.

В постсоветских странах за этот период сформировались крупные финансовые и промышленные группы. И тут возникает ключевой вопрос: а насколько они ориентированы или не ориентированы на действующего или на нового президента? Выборы начинаются не с населения, выборы начнутся, как только крупный бизнес скажет: мы его хотим или больше нет. Когда же начнется теневое финансирование оппозиционных политиков со стороны глобальных корпораций совместно с местным капиталом (а лазейка для такой возможности всегда найдется), тогда советы давать уже поздно.

Если же говорить о государстве, то, как по мне, фундаментом любой державы является не сильная власть, а справедливая, независимая от власти судебная система, когда каждый может добиться справедливости, не имея личных и преференциальных отношений с представителями государства. Это если о внутренней политике.

– Кризисы вечными не бывают. Все крупные мировые игроки зарабатывали тем, что умели инвестировать в условиях кризиса, а не вкладываться в периоды подъема. В Украине сейчас очевидный кризис, и если с умом подходить, то в Беларуси такая ситуация должна рассматриваться, как инвестиционно-привлекательная, а не наоборот. Я как гражданин Украины хотел бы, чтобы Беларусь рассматривала украинцев, как своих близких друзей и партнеров, особенно в длительных, инфраструктурных проектах, а не с прицелом на сиюминутный эффект.

- Украина является заложником большого геополитического противостояния между Западом (даже не Западом, а США, потому что Европа тоже является заложником этого конфликта, и вынуждена выступать экономическим союзником США) и Россией. Направленность украинской внешней политики очевидна, она ориентирована на США. Если в Украине появятся политики, для которых ценность суверенитета и независимой политики станет выше, чем интересы старших союзников, то ситуация может измениться, но не кардинально. Но даже корректировка имеет значение. Для нас ключевой вопрос – прекращение военного конфликта на Донбассе, нам нужны более взвешенные, более прагматичные отношения политического руководства со странами-соседями. Нужно думать больше об интересах граждан. Не надо забывать о том, что само благосостояние европейских стран является результатом противостояния систем, когда социализм СССР боролся с капитализмом Запада. Сейчас в Европе больше социализма, чем в Советском Союзе.

В Европе качество жизни выше, но стресс у населения для поддержания такого уровня жизни достаточно высок и может даже больше, чем у жителей Беларуси, Украины или России. У нас пока нет такой высокой потребности в поддержании уровня и качества жизни, к тому же в наших странах не настолько развита система кредитования быта. Наши люди в основном покупают только в рамках имеющегося дохода, а не в кредит. Пока не на что жаловаться, хороших времен не бывает…