Жительница Заречан вспоминает лето 1944. Фриц плакал: «Майн капут…»

Источник материала:

>

Вале Васкевич было девять, когда над лугом в Церковниках (сегодня – Заречаны), где пасли коров, увидела первые немецкие самолеты.

Это было 22 июня 1941-го. И сегодня помнит отрывистые эпизоды того жаркого дня. Они связаны с военным аэродромом, который был совсем недалеко, у Минкович.

– Человек пятнадцать в пилотках бежали со стороны Минкович к лесу. Увидели у колодца ведра с водой, припали к ним – напились и что было силы помчались дальше, через речку, в лес… Оттуда, как говорили у нас потом, начинали пробиваться к своим, но где были свои, вряд ли кто тогда знал. А наша местность уже была занята фашистами. В селе рассказывали, что тогда с аэродрома не смогли взлететь самолеты – за день до войны поступил приказ слить топ­ливо из баков и проверить их, снять вооружение для проверки. Вряд ли это было случайным совпадением. Говорили, что два самолета отсюда все же взлетели, но один был сбит сразу над лесом, а второй подняла в воздух женщина-летчик, ее сбили возле Высокого.

О том страшном дне и сегодня напоминает безымянная могилка на местном кладбище, где похоронен младший лейтенант, служивший на том аэродроме. Старожилы по-разному пересказывают обстоятельства его гибели в первый день войны. Валентина Петровна крепко держит в памяти версию, отличную от той, что мы ранее слышали от других: лейтенант был тяжело ранен, сослуживцы несли его; он понимал, что не смогут двигаться быстрее, поэтому и попросил, чтобы ос­тавили его, а когда стемнеет, мол, вернутся за ним; попросил оставить ему пистолет, но как только его друзья отбежали, раздался выстрел – не захотел быть им обузой… Местные похоронили его на кладбище, рядом со своими предками, и всегда эта могилка в Заречанах досмотрена.

В первый день войны погиб и отец Валентины Петровны – Петр Константинович Вас­кевич. Его накануне призвали на военные сборы в Брест. Очевидцы потом рассказывали, что видели его в суматохе под бомбежкой, – он бежал в свою часть, когда перед ним разорвался снаряд. Осиротели две его дочки – их мать умерла, когда Вале было восемь месяцев…

– Начиналась наша жизнь «под немцем» с того, что был назначен в деревне солтыс, из наших же, сельских. Вроде ничего плохого он не делал для своих односельчан, да и не хотел он этой посады, но после войны забрали его в лагерь на десять лет. Война перемолотила судьбы многих. А когда жили здесь по немецким указам, без разрешения той власти нельзя было и кабанчика зарезать – надо было с ними делиться. С котелками заходили во двор, требовали подоить корову. Но и сами забирали из сараев то, что им нравилось. Перечить невозможно было – могли и убить. В то время их сила была, и не думали они, что все это временно…

Позже много разговоров было в нашем селе про партизан-ковпаковцев. Со стороны Польши они шли недалеко, через Кругель и Свищево, длинной колонной – долго шли. Много техники, оружия у них было, на подводах везли раненых. У населения ничего не требовали – дисцип­лина у них была. Их бой с фашистами был где-то ближе к Бресту.

Когда повернули немца назад, наши люди знали, что отступать он будет тоже через нас. И готовились: прятали в ямах пожитки, копали схроны, маскировали их сверху… Узнали, что в Лускалах стоят русские «катюши», – мы, детвора, бегали смотреть на них. Но солдаты нас прогнали, сказали, чтобы прятались мы, скоро бой будет. Чуть позже мы и услышали «катюшу» – были залпы такой силы, что и теперь помню.

А еще помнится, как к нам перед этим пришел немец, достал из кармана фотографии своей жены и детей и начал плакать, все повторял: «Майн капут, капут». Знал, какая силища погонит их туда, откуда пришли. Советские самолеты все чаще налетали. Фонари, бывало, как повесят ночью в небе – светло, как днем, не спрячешься.

Довелось в детстве видеть много раненых и убитых, сначала боялась, а потом уже страха не было. Никогда не забуду, как тряслась земля под ногами у нас зимой 1945-го. Деды, что остались в деревне, говорили, что это бьются за Варшаву. Страшно представить, что творилось там, если у нас земля содрогалась.

Домой не все вернулись

Далеко не все ушедшие из Церковников на войну вернулись домой. Одна за другой приходили похоронки, каждую оплакивали всем селом. Валентина Петровна по памяти называет погибших односельчан: Оверчук Иван Артемович, Симонюк Федор Федорович, Печко Владимир Иванович, Самусик Иван Сидорович, Шешко Николай Федорович, Шешко Василий, Самусик Василий Денисович, Сяпич Василий Сергеевич, который погиб в Варшаве в декабре 1944-го, – осиротели четверо его детей, росли в детском доме в Бучемле…

Много лет после войны не распахивали место бывшего аэродрома у Минкович, где в 1941-м базировалась 28-я отдельная корпусная авиаэс­кад­рилья: то ли оно по-преж­нему считалось стратегическим объектом про запас, то ли сберегали как память… Теперь там зеленеют озимые посевы.

* * *

В этот дом, где беседуем с Валентиной Петровной Пащук, она перебралась после замужества с другого конца деревни, из того дома, что успел до войны построить отец. Уже почти семьдесят лет живет рядом с церковищем – так здесь называют почитаемое место, на котором больше ста лет стояла церковь Успения Пресвятой Богородицы, сгоревшая в 1920-м. Вернувшиеся из беженства сельчане увидели на ее месте пожарище (рассказывали, что, находясь недалеко от Челябинска, ощутили: что-то случилось дома, ибо рядом со своей иконой внезапно услышали звон колокола).

Сегодня бывший цвинтар можно узнать по оставшимся надгробным валунам, которыми обозначены могилы похороненных служителей храма. А на месте престола сельчане установили крест. Вход в церковный двор легко определить по мощным пням от вязов, которые росли здесь. Храм 1793 года постройки и дал название деревне – Церковники. Заречанами они стали в 1964-м, когда была кампания переименования населенных пунктов с неблагозвучными названиями; в годы богоборства Церковники тоже попали в тот список…

Галина НОВИК.

Фото Виталия ДУЛЕВИЧА и из открытых источников.

Теги: Брест