"Мы - хлопцы простые: за словом в карман не лезли". Как чернобыльцы строили новую жизнь в Минске

Источник материала:

Со столичным бизнесменом Сергеем Юденко мы встречаемся возле многоэтажки по улице Есенина, где он уже давно не живет. Сюда он переехал 15-летним парнем из Наровли в 1992 году, когда еще шло отселение из загрязненной радиацией зоны. В Малиновку переселились тысячи таких же подростков-чернобыльцев, не все из которых смогли адаптироваться к большому городу: кто-то спился, кто-то серьезно подсел на наркотики, а кого-то и вовсе уже нет с нами. Как менялась жизнь деревенских пацанов в столице и почему они до сих пор они готовы придти друг другу на помощь — в материале TUT.BY.

«26 апреля я ходил за хлебом и думал, что что-то просто загорелось»

В 1986 году Сергею было 9 лет. Он вспоминает, что в день аварии на Чернобыльской станции было тепло и солнечно.

— Я пошел в магазин за хлебом. Смотрю — около 20 скорых и пожарных едут в сторону Чернобыля. Подумал, что где-то что-то загорелось просто.

Проект TUT.BY «Чернобыльцы»

Слово «чернобыльцы» звучит уже почти тридцать лет. Означает оно теперь не только и не столько жителей украинского города на реке Припять. Чернобыльцами называют спешно эвакуированных с загрязненных территорий и отселенных на «чистую» землю годы спустя. Чернобыльцы — так говорят о себе люди, схватившие в 1986 году ударную дозу радиации. Если кто-то в беседе произносит «чарнобыльскі», остальные понимающе кивают головами.

Проект TUT.BY рассказывает истории людей, которые изменила авария на атомной станции.

Какая-то информация о произошедшем пришла только через три дня, после чего родители отправили Сергея и его младшего брата к родственникам. Сразу недалеко от Наровли, а потом в Киев и Кишинев. С началом учебного года уже государство начало распределять детей из загрязненных территорий в чистые регионы.

— Все три школы из Наровли перевезли на несколько месяцев в санатории Анапы, где мы жили и учились. Потом был Владикавказ, и только весной мы вернулись домой.

В последующем примерно с мая по октябрь каждого года наровлянские школьники проводили в лагерях и санаториях республик Союза. Еще через несколько лет в подобные программы включилась заграница. Дети, многие из которых в жизни не выезжали дальше Гомеля, побывали в Германии и Италии.

— Путч 1991 года мы увидели по телевизору в Германии. Немцы сказали, что мы вернемся уже в другую страну, от чего стало немножко страшно.

«Чернобыльцев в Минске иногда не любили, потому что у нас каждый тянул своего»

Немножко страшно было и тем, кто вынужден был покидать загрязненную территорию и переезжать в другие города по программе переселения. Кто-то выбирал Жабинку, кто-то Брест, но родители Сергея остановились на столице. Вместо четырехкомнатной квартиры в Наровле им выделили такую же жилплощадь в 99-ом доме по улице Есенина в Малиновке. Туда они заехали в 1992 году.

— У меня не было никаких переживаний по этому поводу, потому что за эти годы мы привыкли к постоянному движению. Собрали сумки — и поехали. Да, поначалу у родителей были небольшие опасения, но те, кто поселился здесь раньше сказали, что в Минске можно жить не хуже, чем в Наровле.

Более того, переселенцы везде тянули своих и помогали с работой. Отец Сергея — бывший мастер в «Коммунхозе» и мать — экономист в райпо, без большого труда устроились в столице.

— Почему некоторые чернобыльцев не любили? Потому что здесь каждый тянул своего, и так продолжалось стабильно лет пять.

Сложнее же всего было пенсионерам, которые привыкли к домашнему хозяйству. Сергей вспоминает, что кто-то из них пытался разбивать небольшие огороды возле многоэтажек, но посеянное быстро вытаптывалось детьми и собаками.

— Учительница истории держала на балконе коз, но это тоже, насколько я знаю, долго не продлилось.

Переселенцы помогли быстро адаптироваться в Минске и 15-летнему Сергею. Парня определили в 206-ю школу, где тоже большинство ребят были чернобыльцами.

— Например, у меня в классе из 30 человек было только 5 минских и 5 чечерских, а остальные наровлянцы. Ребята из Минска никогда не лезли на рожон и не обзывались, а могли лишь в руку улыбаться из-за нашего диалекта. Да и мы были хлопцы простые — за словом в карман не лезли.

«Сходить район на район было как в футбол поиграть»

И если в школе все было мирно, то за ее стенами — не совсем. Во-первых, старшие ребята из Наровли, Чечерска и Брагина дрались между собой. Во-вторых, на район заходили пацаны из Юго-Запада.

— Они были более сплоченными и знали, что мы тусуемся на лавочках возле школ. Заборов этих тогда не было, и я помню: сидишь возле школы в компании человек пятнадцати, на гитаре играешь, а тут с разных углов человек сто выбегает. Слово за слово, кому-то что-то не понравилось — двоих-троих побили.

Причем это не было связано с тем, что тут живут чернобыльцы. Сергей говорит, что в их адрес не звучало никаких оскорблений вроде «колхозники». Пацаны просто приходили «строить новый район».

— Просто подвыпили — и погнали. Нечем заняться было, поэтому бывало, что и по человек 150−200 сюда приходило. И мне сначала было непонятно, что это такое. Мы никого вроде не душанули, а тут пришли и ни за что отлупили.

И если в компании Сергея были ребята лет 16−20, то с Юго-Запада приходили в основном парни постарше, включая даже небольшой процент отсидевших и 30-летних. При этом сильно никто никого не бил.

— Паре человек дадут, побратаются с нами и спрашивают: «Ну кто тут у вас на районе плохо себя ведет?». Находились те, кто говорил, например: «А вот там Брагин выступает. Сеня такой там есть». Ну и после этого вся толпа, включая часть наровлянских, идет на Брагин — на 205-ю школу.

Так продолжалось года полтора, пока парни не сплотились на своем районе. Тогда и они начали ходить на третью Малиновку по тому же принципу: «пришли, бомбанули и дальше пошли». Каждый новый построенный район проходил одно и то же.

— Я помню, ребята с Юго-Запада говорили: «Нас первый Юго-Запад душил, ну и мы вас душим. Вы должны пройти через то, через что мы прошли». Поэтому, сходить на новый район было как в футбол поиграть. Ничего личного.

Милиция в этих событиях почти никогда не участвовала. «Только один раз помню, приехало пару „бобиков“, постояли на краю дороги — и все», — говорит Сергей.

«Одни сверстники сели, другие спились, а третьи работают и знают цену деньгам»

Жизнь на Малиновке поменялась с появлением авторынка. Первые деньги стали для многих ребят из Наровли, Чечерска и Брагина намного интереснее походов район на район.

— За субботу-воскресенье на сигаретах, кофе или мороженом одиннадцатиклассники зарабатывали столько же, сколько их родители за месяц. Спокойно можно было иметь 100−200 долларов за выходные. И нас, малых, никто не трогал, ведь это не тот бизнес и не те деньги.

Например, Сергей покупал сигареты на «Комаровке» и продавал в несколько раз дороже на авторынке. Но были и те, кто просто воровал.

— Нишу кофе, сигарет и мороженного заняли где-то за год, а много молодежи осталось не у дел. А бабки-то надо, поэтому некоторые начинали воровать эмблемы, колпаки и магнитолы. Мерсовский значок — 10 баксов, пожалуйста.

Бизнесмен вспоминает, что и не воруя, заработать было очень просто. Но легкие деньги тоже были не вечными, поэтому половина чернобыльских ребят, которые поднялись на сигаретах и мороженном, просто спились.

— Авторынок закончился, а запросы остались. Одни занялись разбоями и кражами, за которые многие сели. Другие неудачно вложились, влетели на бабки и поэтому спились. Третьих это закалило: люди пошли дальше и теперь знают цену деньгам.

А вот наркоманами ребята-чернобыльцы в Минске не становились. Они уже приезжали в столицу зависимыми.

— У меня одноклассник и его брат начали еще там, а здесь подсели очень прилично. Помню, как он в 11 классе говорил: «Это херня. Пару раз ширнулся — это ничего страшного»… Случайно увидел его полгода назад — не узнал. И много людей на этом сидели, нигде не работали и воровали. На зоне побывали почти все из них.

«По-другому в душе смотришь на человека, если он чернобылец»

Грустная участь миновала с большего и тех, кто вырвался с района на учебу в университеты и колледжи. В этом случае общение перетекало с Малиновки в центр.

— И только тогда у нас появилось ощущение большого города, ведь до этого Малиновка оставалась для многих той же Наровлей, Брагином или Чечерском.

Адаптироваться в Минске помогали приезжим и столичные ребята. Сергей говорит, что к ним не было какого-то особенного или пренебрежительного отношения. Поэтому чернобыльцы быстро смешались с местными, но какое-то единение между ними осталось. В свои 39 Сергей до сих пор общается и дружит семьями с двумя хорошими товарищами, которые, как и он, приехали сюда в 1992-м.

— А, например, когда я приезжаю по работе на завод и встречаю человека из Наровли — ему я сразу даю уже какой-то приоритетик. Естественно, в душе по-другому смотришь на человека, если он чернобылец. Хочется ему помочь, подтянуть. Наверное, это просто ностальгия о том времени и доме, который ты считаешь своей первой родиной.

Читайте также:

«Пераехала — і плакала, і плакала». Как живут на новой земле белорусы, отселенные после Чернобыля

Бегство от радиации. Как семья, пережившая эвакуацию, хранит историю Припяти и спасает редких лошадей

Тихая катастрофа. Два монолога о первых днях после аварии на ЧАЭС и молчании властей

«Плакать на кладбище запрещали». Во имя чего умер ликвидатор, который тушил пожар на ЧАЭС

Незаконно живущий. История летчика, который спасал страну на вертолете над реактором

«У меня долг перед Беларусью за мою дочь». История итальянцев, удочеривших девочку из Речицы