Янка Купала и Ганка Ордонувна: предвоенное свидание в Вильно

Источник материала:

75 лет назад, 15 мая 1941 года, из Минска в Вильнюс выехала официальная делегация, которая занималась белорусским историко-культурным наследием. Для «узнавания» делегации в нее включили Янку Купалу, принадлежавшего в былые годы к виленской литературно-артистической богеме. В ложе театра оперетты и затем в летнем ресторане состоялась встреча поэта со знаменитой польской артисткой Ганкой Ордонувной…

В 2004 году историк Виталий Скалабан ознакомил меня с находкой, сделанной в Национальном архиве Республики Беларусь. Девять страниц машинописного текста без подписи имели заглавие «Перед войной. Поездка в Вильно». Ученый установил, что автором является секретарь ЦК КП (б)Б по пропаганде и агитации Тимофей Горбунов. Вольные эти заметки были, похоже, составлены в военные годы в Москве, когда Тимофей Сазонович редактировал журнал «Славяне».

Общеисторическая канва описываемых Горбуновым событий 1939−1941 годов следующая. Город Вильно, который до начала Второй мировой войны находился под властью Польши, был передан Литовской Республике.

Литовцы активно взялись за перенос своей столицы из Каунаса в Вильно-Вильнюс.

В Минске к московскому решению отнеслись с известной ревностью и озадачились тем, чтобы при назначении Вильнюса столицей Литовской ССР были учтены белорусские интересы — в том числе культурные. В первую очередь надо было решать судьбу знаменитого виленского Белорусского музея имени Ивана Луцкевича.

Для авторитета минскую делегацию партийных работников и научных специалистов усилили народными поэтами БССР Янкой Купалой

…и Якубом Коласом.

Всю сложную тему перевода в Минск Белорусского музея Тимофей Горбунов — в прошлом собкор газеты «Правда» и редактор «Звязды» — раскрывать в своих очерковых заметках не стремился. Да и собственно интересны они другим: личностными характеристиками и социально-бытовыми подробностями.

Примечательно, что главный белорусский идеолог снисходительно именовал Купалу и Коласа «стариками». (Хотя, по нынешним меркам, какие они были старики: в 1941 году оба еще не достигли шестидесяти.) Особую роль в той спецкомандировке Горбунов, несомненно, отводил Купале, чья творческая молодость прошла в Вильно. Приводим выдержки из текста, который обнаружил историк Виталий Скалабан:

«…Вместе с народными поэтами Янкой Купалой и Якубом Коласом мы на легковой машине направились в Вильно. Делали две остановки. Одну у могилы-памятника белорусского писателя Франтишка Богушевича, вторую — у развалин старинной литовской крепости Крево.

Старики проявляли много любопытств к далекой истории Литвы и Белоруссии. Разговор был интересным, хотя и не обошелся без спора между Янкой и Якубом. Оба они проявляли живейший интерес к истории и показали глубокие знания вопроса, но трактовки были разные. Якуб Колас, например, образование белорусской народности относит к периоду распада Киевской Руси. Тогда же, по его мнению, возникла и народность великороссов и малороссов (украинцев). До этого он считает, что все эти три народа имели один общий язык, хотя и жили племенами.

Янка Купала, не вдаваясь в далекое историческое прошлое, утверждает, что большое влияние на развитие белорусской культуры, кроме русской, оказали также и поляки. Все его аргументы разбивает Колас утверждением, что полякам, стремившимся в течение многих веков окатоличить белорусский народ, не удалось это сделать. Не удалось полякам также ввести и латиницу в Белоруссии, хотя они старались изо всех сил. Это только лишний раз подтверждает кровное родство белорусов с русскими. Спор стариков разрешила бутылка хорошего грузинского вина.

Вот и Вильно. Какой чудесный город. Поражает архитектура. Каких только стилей и веков здесь не видишь… Останавливаемся в гостинице «Жорж».

Литовцы за короткое время своей власти в Вильно успели показать, что они здесь хозяева. Все вывески, названия улиц, переулков — все на литовском языке. И это создает большие трудности. В Вильно живет не более 2−3% литовцев. Основное же население русские и белорусы, поляки и евреи, небольшой процент немцев.

Литовские порядки больше всего не нравятся телефонисткам. Телефонистка в Вильно должна знать по крайней мере три языка: русский, польский и литовский. По-литовски с ней говорят литовцы, по-русски — русские, по-польски — поляки и евреи, но очень часто телефонистку просят включить тот или иной номер на белорусском и еврейском языках. Гостиница «Жорж» самая лучшая в Вильно. Но ей далеко до гостиниц Ленинграда, Москвы, Киева, Одессы. Во всей гостинице только несколько номеров, в которых имеются ванны, горячей воды почти нет. Далеко не в каждом номере имеются уборные. Комфорта мало, хотя блеска много.

Зато на широкую ногу поставлены рестораны. Здесь, несмотря на то, что только кончилась война в 1939 году, можно иметь, начиная от земляники и кончая устрицами. Вина самые разнообразные: из Испании, Франции, Грузии, Крыма. Можно найти и местный «крупник» — национальный литовский напиток. Огромное количество грибов, хорошо приготовленных, в самом разнообразном виде. Здесь и рыжики маринованные, белые грибы, лисички, сыроежки, грузди. Цены сносные.

Не успели мы появиться в ресторане, как нас окружила большая толпа польского студенчества, а затем начали присоединяться многие польские интеллигенты. «Янка Купала! Янка Купала!» — вот возгласы, которые можно было слышать. Пришлось наскоро отобедать и подняться в номер. Но и здесь через несколько минут начали беспокоить беспрерывными звонками по телефону. Звонили поляки, литовцы, белорусы, русские. Через час в коридоре уже стояла большая делегация студентов-поляков, профессуры университета и представителей варшавской интеллигенции, нашедшей себе приют в Вильно после бомбежки Варшавы немецкими самолетами.

Поляки себе чувствовали неважно. Купала приехал не к ним, а к литовцам. Это они понимали. И, может быть, поэтому они решили опередить литовцев. Купала принял от них цветы, сказал им несколько слов на польском языке и, сославшись на свою болезнь, ушел к себе в номер. Через некоторое время в коридоре гостиницы появились всякие польские авантюристы, вроде белорусского ксендза Станкевича…»

— С кем вы, мастера культуры? — наверняка в те часы большевик Горбунов адресовал Купале пафосные слова Горького. И — принял решение оградить «неустойчивого» поэта от нежелательных контактов:

«Пришлось избавить старика от таких посещений. Мы перебрались в этот вечер в гостиницу Соколовского, хотя и менее богатую, но зато спокойную…

Цель нашей поездки была получить разрешение литовского правительства вывезти из Вильно в Минск Белорусский музей. Музей этот находился в Базилианском монастыре и представлял собой собрание многих реликвий белорусского народа. Здесь была коллекция полоцкого князя Рогволода, множество древней белорусской утвари, одежды, картин, редких книг.

Оказалось, что литовское правительство не могло решить этот вопрос без мнения Академии наук, а вся Академия не могла решить этого вопроса, не зная мнения трех братьев-академиков Биржишек. Ни одного из Биржишек не было на заседании, и заседание пришлось отложить.

Мы поняли, что это за Биржишки и какой вес они имеют в жизни Литвы. Это крупнейшие националисты…»

Далее в записках Горбунова — застолья и культурно-развлекательная программа. Характерно, что члены белорусской делегации не посещали, например, концерты выступавшего в Вильно красноармейского ансамбля песни и пляски.

А как-то больше тянулись они к ресторанно-кафешантанной субкультуре:

«Днем литовцы пригласили нас на обед. Обедали в ресторане, который был сделан в литовском национальном стиле. В середине большая круглая зала, предназначенная для танцев, а кругом, как наподобие театра с ярусами, расположены кабинки. Кабинки разных размеров — от 2 до 50 мест. Мы заняли одну из лучших кабинок. Все было обставлено в национальном литовском стиле. Все литовцы прекрасно говорили по-русски. Здесь были Креве-Мицкявичюс, все три брата Биржишки, Антанас Венцлова, Пятрас Цвирка, Людас Гира (зам. наркома просвещения Литвы, который 30 лет знает Купалу — в молодые годы жили вместе) и другие писатели, журналисты, директор литовской оперы.

Первый тост был поднят за сотрудничество двух республик — Белорусской и Литовской. Тост провозгласил Креве-Мицкявичюс. Якуб Колас, к большому удивлению литовцев, предложил первый тост за товарища Сталина, который дал возможность содружества и процветания Литовской и Белорусской республик. Все выпили свои бокалы. Только Креве-Мицкявичюс почему-то не выпил, сославшись, что не пьет. Это сказалось на его настроении, он скоро вообще ушел. Затем мы смотрели литовские народные танцы. Как всякие народные танцы, они произвели благоприятное впечатление.

Вечером нас пригласили послушать литовскую оперу, не помню названия. Несмотря на упрямство Купалы, большинством голосов я и Колас решили пойти в оперу. В этот же вечер нас приглашали и на польскую оперетту.

Купала совсем запротестовал: «Не пойду я слушать этих литовцев. Они поют, как ломаные трубы. Вот лучше посмотреть на полек. У них и голосок лучше, и одежда приятнее».

Все же мы уговорили Купалу и поехали в оперу. Поехали и горько раскаялись. Помещение театра оказалось заполненным не более чем на 1/3, хотя здесь была вся литовская знать столицы. Но, видно, слушали эту оперу уже десятки раз и пришли сюда ради нас. Смотрели не столько на оперу, сколько на стариков. Старики уже явно скучали. Мы еле высидели до конца.

Зато в следующий вечер было наверстано — нас пригласили в польскую оперетту. Шло народное представление «Краковяцы и гурали» (краковчане и горцы). Театр был переполнен. Здесь были поляки, русские, белорусы, евреи.

Первая сцена была встречена бурными аплодисментами. На сцене появились танцоры. Их темпераментная пляска, разнообразие костюмов, пестрота поражали. Публика неистовствовала. Были исполнены народные польские танцы оберек, мазурка, краковяк, полька, танцы горских поляков.

В самый разгар, когда на сцене танцевало не менее ста человек, появилась польская звезда оперетты — знаменитая Ганка Ордонувна. Достаточно было ее появления, как для публики все артисты, кроме нее, перестали существовать. Она была в центре всеобщего внимания. И когда она спела своим характерным голосом, по залу пронесся гул аплодисментов. Сбросив с себя покрывало, она полунагая начала танцевать. Это был очаровательный танец, проходивший в необычайной тишине. Все взоры были устремлены на нее.

Можно было видеть стариков, у которых от удовольствия стекала слюна, и когда она кончила, в театре раздался гром аплодисментов и поднялся неистовый гул на всех языках. Можно было только слышать: «Ганка Ордонувна!» Ее забросали цветами, а затем группа молодых людей поднялась на сцену, взяла ее на руки и понесла в толпу. Толпа стоя передавала ее друг другу, из рук в руки. Так кончился первый акт.

Во время перерыва в ложе директора мы познакомились с этой актрисой. Наш Янка Купала как галантный кавалер все свое внимание отдал этой сравнительно еще молодой актрисе. Якуб Колас и я были для нее гостями, а в Купале она видела что-то большее.

Она, как птичка, щебетала ему что-то, садилась к нему на колени, целовала нашего старика, и он, казалось, помолодел на много-много лет. Она назвала Купалу «наш Янко». Здесь же была варшавский режиссер Прежиссецкая.

После хорошего представления мы уехали в один из летних ресторанов. Здесь польские интеллигенты организовали ужин. Нас несколько удивило странное поведение поляков — так же, как и литовцев. Так как литовцы ранее не пригласили ни поляков, ни русских, то и поляки поступили так же.

В ресторане собралось человек 80 польских интеллигентов… Эта встреча с поляками произвела угнетающее впечатление. После первых же выпитых рюмок буквально все раскисли. Начали говорить речи. Это были не речи, а крики придавленных душ. Большинство из них потеряли семьи, мужей, отцов, матерей, некоторые погибли под обломками зданий Варшавы. Другие были расстреляны с немецких самолетов по дорогам. Все они потеряли родину — Польшу, и ее они оплакивают. Они пришли на восток, на «кресы всходне», по их выражению, где установлена Советская власть. Что их ждет здесь?

Многие из них еще не имели работы и жили за счет тех, кто имел ее. Что их ждет впереди, никто из них толком не мог ответить на эти вопросы… Все плохо ужинали. Но вот поднимается с места Ганка Ордонувна. Она наливает бокал и предлагает тост за польский народ, за его победу над немецкими оккупантами. Ее страстная, пылкая речь как бы встряхивает присутствующих. Снова началось оживление, звучат угрозы по адресу немцев, и — вопрос: «Кто спасет Польшу? Англия? Советский Союз?»

Все эти дни в Вильно говорили о войне с Германией, даже называли срок 10 или 12 июня. Этот вопрос обсуждался в кафе, на предприятиях, учреждениях, на улицах. Нам это казалось несколько странным.

Днем мы видели огромнейшие очереди людей у костелов. Ксендзы читали проповеди. В них намекали на какие-то грозные события. Видно по всему, что Вильно более просвещен в европейской кухне, чем Минск…»

Напомню, что Тимофей Горбунов описал события второй половины мая 1941 года.

Какие отношения и как давно связывали Янку Купалу и Ганку Ордонувну?.. Честно скажу, что этот вопрос не изучал. Но, возможно, кто-либо, совместив биографические хроники, сумеет доказать, что поэт и артистка в 1926 и 1935 годах пересекались в живописной Словакии.

Впрочем, известно, что с 1931 года Ганка была замужем за графом Михалом Тышкевичем, который перед войной жил в имении Орняны близ Вильно.

Дату 22 июня 1941 года Янка Купала встретит в Каунасе.

Супругам Ганке Ордонувне и Михалу Тышкевичу предстоит арест органами НКВД, однако последует освобождение.

10−11 августа 1941 года в Москве в студии Радиокомитета пройдет Всеславянский радиомитинг. Участником от Беларуси будет значиться Янка Купала, от Польши — Ганка Ордонувна. Не знаю, пела ли она тогда в эфире, но сегодня с архивными аудиозаписями и текстами песен можно ознакомиться по ссылке.

В 1942 году Михал Тышкевич и Ганка Ордонувна покинут СССР с армией Андерса.

Янка Купала погибнет 28 июня 1942 года в Москве при непроясненных обстоятельствах.

Ганка Ордонувна умрет 8 сентября 1950 года в Бейруте от туберкулеза.

Теги: Минск