«Одно утро» с Аней Шалютиной: «В 20 лет мы были безбровыми, стремными бабами с персиковыми щеками»

Источник материала:

— Вам классический капучино или на соевом молоке?

— Мне тот, что для обычных людей, — отвечает официанту певица и телеведущая Анна Шалютина и добавляет: — Соевое молоко не пью, глютен — ем, по фермерским рынкам, чтобы закупиться мясом от коров свободного выпаса, не хожу. (Смеется.)

Анна — куда сложнее, чем может показаться зрителю, который видит ее, веселую и остроумную, в пятничных эфирах телеканала ОНТ. Но к собственной персоне она относится просто и со свойственным ей юмором.

Сама признается, что никогда не вписывалась в какие-либо стандарты: «Я один сплошной дайвёрсити». И тем не менее в стране с весьма консервативными представлениями о том, «як мае быць», смогла конвертировать в реальность свое желание и право быть на сцене и экране.

О том, как ведущая утреннего эфира ненавидит утро, худеет не ради похудения и находит баланс между «инстаграмом как рабочей необходимостью» и счастьем без телефона, — в новом выпуске нашей рубрики «Одно утро».

— Аня, что нужно, чтобы ваше утро не было безнадежно испорчено?

— Как настоящая ведущая утреннего эфира я ненавижу утро. Утром я не существую: вокруг должна быть кромешная темнота и тишина, все люди, что есть в квартире, должны молчать и не отсвечивать. И если два часа мне удалось провести в тишине, значит, день заладился, если нет — хоть плачь.

Как мне удается взбодриться? Да никак. Я не фанат кофе, поэтому вот эта история про волшебный аромат, который проникает сквозь дверную щель и поднимает тебя с постели, со мной вообще не работает. А еще я всю жизнь пытаюсь заставить себя позавтракать и запомнить наконец, что нужно отдать врагу, а что — съесть самой. Но мой враг обычно остается голоден по вечерам и хорошо ест по утрам… Видимо, у врага отличная фигура. (Улыбается.)

Под сериал, который «не бесит» и можно смотреть с любого места, Аня собирается на работу и признается, что делает это безрадостно, но четко, как солдат:

— Встать на работу — это как проснуться на самолет. Во-первых, у тебя просто нет других вариантов, во-вторых — как всегда говорит мой папа: «Если тебе хочется просыпаться и если тебе есть куда просыпаться — ты проснешься». Я это прочувствовала, когда работала на утренних радиоэфирах. Тогда я вставала в 5 утра. Еще ведь и жила феерично — на Спортивной, а работала в Уручье. Ехала через весь город в коматозном состоянии под хеви-метал, который всегда орал в машине водителя (а мы помним, что утром мне нужна абсолютная тишина). Но эфир проходил хорошо, я все отрабатывала! Другой вопрос — что с тобой происходит потом… В 9 вечера я уже была сувениром, который можно ставить на полку. С тех пор я поняла: туловище решит само, как ему нужно, и сделает с тобой, что захочет — с ним не договоришься.

— Ну вы его, туловище, как-то задабриваете поутру? Что-то делаете с лицом, например?

— Утром я, как понимаете, просыпаюсь божественно красивой, поэтому зачем мне что-то с собой делать? (Смеется.)

На самом деле утром я плохой человек во всем. И в том, что касается ухода за собой, тоже. Вечером, когда ты приходишь весь в пыли и паутине, у тебя просто нет выхода, кроме как «мыть и мазать». А я не из тех женщин, которым это доставляет удовольствие. Поэтому утром даже необходимый минимум дается мне с большим трудом.

Аня точно знает: есть человек, который, прочитав это, расстроится и, «возможно, будет бить ее ногой — левой». Это Наталья Дичковская, руководитель собственной школы красоты и адепт натуральной косметики.

— Наташа много сделала для того, чтобы мое лицо имело приличный вид. И, кажется, только познакомившись с ней, я взяла себя в руки и начала что-то с собой делать по утрам. Нет, конечно, не умываться овсянкой — это верхний уровень самодисциплины, для просветленных.

Утром у меня в ходу две банки от Дичковской: в одной — убтан, во второй — литокомплекс. Я люблю и то, и другое. По идее, должна их чередовать и даже вести учет, но так, конечно, не происходит. В защиту людей, которые много сделали, чтобы мое лицо выглядело по-человечески: если делать все, как положено, — результат божественный.

К Наталье Аня обратилась по рекомендации подруги и, несмотря на максимально скептический настрой, «уверовала».

— Моя подруга стала прихожанкой Наташиной церкви гораздо раньше, чем я, и все время говорила, что мне тоже надо попробовать. И я дошла — в январе. Как по книжке: начала новую жизнь с нового года. Как ужасный агностик, я заранее относилась ко всему более чем скептически. К тому же это был период после «елок»: когда ты не очень любишь людей, жизнь, себя… (Смеется.)

Но я получила лист конкретных рекомендаций и косметику, которая сработала. Хотя, когда я увидела, что мне набодяжили какую-то масляную сыворотку, подумала, что это ну ооочень сложно… Мне бы крем какой не забыть на себя намазать. А тут нужно умыться какой-то пыльцой, потом обрызгать себя специальной водичкой, а после еще и масло!.. Не размазать по лицу, а непременно нанести похлопывающими движениями. Кстати, массажные линии я не выучила до сих пор…

Но несмотря на мою всестороннюю неподготовленность, эффект был. Не то чтобы молниеносный, но ощутимый. Я ведь из тех, кому нужна эффективность. Если вижу результат — тот, кто к нему причастен, канонизируется молниеносно. (Смеется.)

А вот это вот все: «Ну ты потерпи несколько месяцев»… Или, как у нас любят: «Сейчас ты начнешь вот это на себя мазать и тебя обсыплет в 10 раз больше, но потооом все наладится». Ну нет, извините, если меня обсыплет, я сразу же ритуально сожгу эти банки-склянки.

Помимо натуральной косметики Аня освоила всякие «приблуды» для красоты, которые называются бьюти-гаджетами. Например, банки, которые снимают отеки и делают скулы.

— Оказалось, что они продаются в любой аптеке. Нет, ставить их, как делали с нами в детстве, не надо. Если они будут «вчпокиваться» — получите эффект вурдалака или школьного засоса.

Здесь же ты контролируешь степень сжатия — и можешь проработать щеки и нижнюю часть лица. Бонус в том, что эта процедура особенно подходит тем, у кого много жировой ткани на щеках, у худых там не по чему елозить. В общем, это не банки, а божественное провидение, конечно. Перед мероприятиями — чудо: 5 минут — и у тебя скулы и благодать.

Помимо всяких «очень специальных» вещей вроде волшебной пыльцы и аптечных банок, в Аниной косметичке можно найти продукты, которые легко купить в магазине возле дома.

— Да, у меня мицеллярка «Черный жемчуг». Потому что мицеллярка — она и в Африке мицеллярка. По мне, что Bioderma за огромные деньги, что «Жемчуг» — одно и то же. Главное правило: после мицеллярки все равно умываться водой.

Из-за того, что после работы в кадре на Ане слой грима, обойтись просто водой после мицеллярки не получается. Поэтому для умывания она использует аптечный гель Ducray для чувствительной кожи. Помимо «французского» умывания, есть вполне себе рабочий вариант от «Belita Витэкс», чтобы смыть с лица все лишнее.

— Это двухфазная смывка, которая выигрывает у всяких «Клорансов», хорошо пахнет и стоит 2,5 рубля. У меня в шкафу стоит батарея таких, на случай если средство закончится для меня в роковой момент.

У Ани в принципе много бюджетной косметики. Во-первых, потому что она, по собственным словам, не относится к людям, для которых «все, что дешевле ста баксов, — плохо», а во-вторых, потому что дорогостоящие покупки часто не оправдывают себя.

— Глядя на этот крем, вы получаете иллюстрацию того, как потратить 120 рублей и с досадой смотреть на них каждое утро. Кажется, этот крем не закончится у меня никогда. Точнее, быстрее закончится его срок годности.

Зато кремом Kosmo Teros для чувствительной кожи пользуюсь, хотя он стоит в два раза дешевле. Им, как и SPF от Avene, начала пользоваться по совету своего косметолога.

К косметологу Аня ходит примерно раз в 10 дней — зачастую это увлажняющий уход, всевозможные маски, потому что «все, что покупается домой, там же и погибает». Ну и пилинги:

— Я начинала ходить к косметологу в те времена, когда химический пилинг был такой, что ты потом, как Эрнест Хемингуэй, две недели пел и слышал, как на тебе лопается шкура. Сейчас технологии изменились, и я хожу на щадящие пилинги — 5−6 процедур подряд, качество кожи после этого потрясающее.

Аня признается, что главное после работы в эфире — это не улучшить качество кожи и волос, а спасти то, что было. И это непросто, когда ты «девочка — ленивые руки».

— Если это интервью прочитает мой парикмахер, он будет плакать вместе с Наташей Дичковской. Я бы могла сейчас рассказать про то, как плохо тележизнь влияет на мои волосы. Но, сознаюсь, телевидение виновато в той же степени, что и моя лень.

— Вся косметика в первую очередь — для кожи головы. Волос много, очень трудно вымыть оттуда укладочные средства, поэтому главное — добраться до основания. С этой задачей вроде бы справляются Keune. У меня есть шампунь этого бренда, а есть кондиционер, который можно использовать для мытья волос — такой суперщадящий вариант. Есть, конечно, и маска, которую нужно нанести на полчаса и ждать… Ага, конечно. Между «нанести маску» и поспать, кроватка для меня всегда побеждает. (Смеется.)

Батарея банок, которую вы видите, — это укладочные средства, которые нужны мне для работы в эфире. В синей банке очень нужная мне пенка. Я обращаюсь ко всем людям, которые возят косметику в страну: привезите ее куда-нибудь еще кроме Торгового дома на Немиге. А то я скупаю ее там мелким оптом. Это единственное средство, которое не склеивает волосы и не делает из тебя Игоря Карнелюка — при всем моем уважении…

Еще можно обратить внимание на розовую банку — это сухой шампунь, который придает объем. Очень полезная штука! Открою страшную тайну: мои укладки не всегда сегодняшние, а, как салат, иногда вчерашние и еще завтрашние. Для волос лучше походить с одной укладкой два дня, чем мыть их и жечь плойкой эври дэй.

И голубая банка — тоже важный персонаж. Это главный телевизионный лак для волос. Лак, который будет держать укладку насмерть. Возможно, если обрызгать им мужа, он никогда от тебя не уйдет.

Конечно, с Аней в ее профессиональной жизни часто работает гример. Но макияж для утренних эфиров она делает сама. Потому что, справедливо отмечает она, зрителям с утра нужен «нормальный, обычный глаз», а не растушевка из десяти оттенков вправо и влево.

— У меня есть один дорогой тональник — и он действительно потрясающий. Но сразу оправдаюсь: всяких бюджетных ВВ и СС у меня тоже хватает. Есть жидкая пудра от «Belita Витэкс» — вообще отличная, и пудра обычная от Inglot — такая, очень телевизионная: ты с ней не потеешь — гладкий, ровный, заблюреный, с эффектом фотошопа.

Средств для контуринга и всевозможного блеска в Аниной косметичке много. Другое дело — чем из всего этого она пользуется…

— По палетке можно легко заметить, что пользуюсь я обычно всего одним цветом. (Смеется.)

Палетка моя избита в боях: ее хлопнули в багаже, у нее не хватает двух зубов… Как пел мой дедушка, когда мама собиралась в школу: «Замучен тяжелой неволей». Но она свое отрабатывает. Покупать новую бессмысленно.

А хайлайтер у меня — культовый белорусский Smart girl. Мне кажется, он есть у всех в этой стране и никогда не заканчивается. По крайней мере я еще не встречала женщину, которая смогла бы израсходовать его до конца.

— С бровишками все просто и бюджетно: тени от белорусского молодого бренда Lilo, гель для фиксации — Relouis. Пинцет… Обычный пинцет. Который мне крайне необходим, потому что я пошла в отца. (Смеется.)

С консилером у меня интересная история… Есть, конечно, Yves Saint Laurent. Но недели две назад моя подруга-визажист рассказала в своем инстаграме про пару-тройку продуктов, и в том числе — консилер Bell. Что я могу сказать… Yves Saint Laurent можно выбросить.

То же с тушью и подводкой: обе белорусские, любименькие. Последняя — такая простая в использовании, что даже мои руки могут нарисовать ею что угодно.

Долгое время Аня избегала ярких помад, считая, что с ее и без того запоминающейся внешностью — это «ключи от проституточной». Но работа на телевидении внесла свои коррективы, и теперь в Аниной косметичке, кажется, все яркое, что есть у Sephora:

— Все мои помады матовые, они не оставляют своего следа на микрофонах. Почему Sephora? Потому что она стоит 12 долларов, при этом стойкая, как Lime Crime. Но, в отличие от Lime Crime, не высушивает губы.

Аня легко соглашается накраситься в кафе, куда пришла с «голым» лицом. С учетом того, что наша рубрика существует давно, ответственно заявляем: идут на это немногие. Есть даже звезды, которые приходят с перламутровыми тенями и приклеенными ресницами, убеждая, что это естественная красота.

Как Аня пришла к этому абсолютному принятию себя?

— Я-то собака-самоед та еще. Меня так воспитывали (хоть папа и говорит, что никто этого не делал и я — сорняк, выросла сама).

Меня приучили адекватно оценивать себя, брать ответственность за то, кто я. Со временем ответственность переросла в гиперответственность. И когда она сложилась с большим еврейским сердцем, получилась… беда. Но я считаю, что за последние два года сделала большой шаг вперед, перестав морально уничтожать себя и других. Сегодня я не меряю людей своей меркой, даю им возможность распоряжаться своей жизнью так, как они считают нужным.

Ну и себе я дала больше свободы… Вот лет в 20 я бы никогда не пришла на интервью и съемку вот так, без макияжа. Или по крайней мере не могла бы чувствовать себя хорошо.

А теперь — легко! Что-то поменялось в голове кардинально. Почему? Для меня самой это открытый вопрос. Но факт: смывая даже самый красивый грим, я смотрю в зеркало — и то, что я там вижу, нравится мне больше, чем то, что было до. Возможно, дело в том, что к тридцати все мы выглядим лучше, чем в студенческие годы.

А в юности с Аниной внешностью происходило всякое: от «витебского фирменного» мелирования до беспощадных экспериментов с бровями.

— Несмотря на то, что моя внешность всегда была далека от каких-либо стандартов… Да больше того: на некоторых фотографиях из юности я похожа на Рональда Макдональда больше, чем на себя… Никаких комплексов и проблем в личной жизни у меня не было.

Видимо, какая-то интеллектуальная, артистическая часть оказывалась сильнее внешней. Да и охотников на разные внешности среди мужчин хватает: это я женщинам могу с уверенностью сказать. Такие у них вкусы бывают… Нам бы с вами и в голову не пришло!

Так вот: у меня не было неуверенности в себе. Но я никогда не считала себя красивой. Даже когда бабушка смотрела телек и говорила, что я одна красавица среди уродов. (Смеется.)

Дело в том, что у нас в семье никогда не культивировалось, что красота для девочки важна. Талант — да, поговорить — да, внешность — нет. Маме моей вообще очень повезло в жизни. Она ни разу не выщипывала брови, потому что они сами естественной прекрасной формы. У нее все свое, и все прекрасное! Нас никогда не принимают за маму и дочь, она очень молодо и хорошо выглядит. Поэтому культуры «мазать, тереть, омоложать» у нас никогда не было. Но я-то в отца!

Из внешнего мира тоже мало полезной информации приходило. Это сейчас в 20 лет все такие продвинутые, модные, за бьюти-блогерами следят… А какими были наши 20? Безбровые, стремные бабы с персиковыми щеками, оранжевым автозагаром, и в колготках цвета свежей сосиски… (Смеется.)

 

Я, конечно, не думаю, что нужно с детства вводить девочке в уши информацию про удивительную красоту и растить принцессную принцессу. Но научить ухаживать за собой, показать, как это делать, отвести к специалисту — нужно. У меня есть знакомая, при встрече с которой первое, что я сказала: «Если бы у меня была возможность заполучить твою кожу и брови, и для этого нужно было б кого-то убить, я бы на это пошла». (Смеется.)

И на мой вопрос «как это возможно?!» она сказала: «В 13 лет мама отвела меня к хорошему косметологу, а в 14 — к отличному мастеру по бровям».

Повезло, конечно. С другой стороны, мы-то, матерые, прохавали жизнь с самого дна: отрастить брови, уничтожить брови — тот еще челлендж. (Смеется.)

В общем, мне понадобилось время понять, что с моими исходными данными можно работать, приходить, как сейчас модно говорить, «к лучшей версии себя». До этого меня всегда звали во все ток-шоу защищать «толстых» или «страшных», быть адвокатом естественной красоты. Про пластическую хирургию говорить, про вес… Мол, и так можно жить, ребята, и тебя даже по телевизору покажут.

— Кстати, сильно поменялось самовосприятие, когда увидели себя на экране?

— Ну я критична к себе. И когда смотрю свои эфиры, часто задаю вопросы и операторам-постановщикам, и себе. Телек принес взгляд на себя со стороны — осознанный, но… не всегда уничижительный. У меня нет такого: мол, одна сторона — рабочая, и там я девчуля. А с другой — Александр Панкратов-Черный. (Улыбается.)

Телевидение — это всегда наркотическая история. Там ты можешь работать только по большой любви к процессу и будучи готовым, что узнавать тебя на улице будут… Но далеко не всегда в положительном ключе. Моя любимая история: люди подходят и говорят, что вы в жизни лучше, краше, моложе, худее… На экране я, судя по всему, так себе. (Смеется.)

Аня вспоминает, что куда хуже дело обстоит, когда нужно хорошо петь и красиво выглядеть в кадре.

— Наверное, можно совместить вменяемое лицо и нормальный голос… Но у меня не выходит. А потом я еще и танцевать начинаю — и там хоть кричи…

Хотя после ситуации, которая случилась со мной во время съемок проекта «Эстрадный коктейль», меня трудно напугать тем, как я выгляжу на экране. На тот момент у меня не было своего обширного гардероба, а нужно было подобрать что-то в стилистике 20-х годов. Меня отправили к костюмеру, мы выбрали платье, все было хорошо… Пока я не вышла на площадку. Оказалось, что под софитами платье — прозрачное. А тогда я была на 10 кг больше и вся квадратной. Такая себе эстетика… Мы договорились, что я вернусь на площадку через день и переснимусь в другом платье. Так мы сделали… А потом я включила телевизор и увидела, что в эфир пошла первая запись. С тех пор меня особо ничего и не расстраивает.

— Кстати, знаю, что тема похудения вас никогда особенно не волновала, да и без этого все в работе складывалось хорошо. Почему тогда начали сбрасывать вес?

— Похудение действительно не было целью и началось спонтанно — так сложились обстоятельства. Вес начал уходить, и я решила не упускать момент.

Я бы хотела рассказать про просчитанный калораж и личного тренера… Но работает только одна тема: есть поменьше. Спорт — постольку-поскольку. Я ж говорю: все, что касается интенсивного улучшения себя, — это для меня каторга. То же и массажа касается. Релакс — это для меня сон в кроватке. А массаж — утюжка туловища.

Что касается бодипозитива и принятия себя в любом весе… Ну цели весить 50 кг передо мной никогда не стояло и стоять не будет. Денис Курьян часто говорит: «Остановись, тебе больше нельзя худеть!». А я больше и не собираюсь.

— Кажется, практически все героини этой рубрики успели сказать, что отдых и бережное отношение к себе — едва ли не самое важное, что может быть, если хочешь выглядеть хорошо. Присоеденитесь к ним?

— Мне недавно как раз попалась на глаза картинка: «Прежде чем идти зарабатывать очередные деньги, подумай, остается ли у тебя время их потратить». Это факт. Все метаморфозы, что произошли со мной за последнее время, доказывают, что жертва и самоотречение не делают тебя результативнее, твою работу — успешнее, а жизнь — лучше.

Но дело вот в чем: да, сейчас немодно хвастаться тем, как ты упахиваешься на работе, но зато модно быть успешно успешным на Мальдивах. Так и хочется спросить: а деньги ты на Мальдивах под черепахой нашла?

Простите, так не бывает. (Улыбается.)

Так что работать надо. Но мое везение в том, что я очень люблю свою работу. Разве что только одна ее часть мне не нравится… Если считать частью работы ведение инстаграма. Я понимаю, что это маркетинг, двигатель продаж, не постишь фото в инстаграме — не работаешь вообще… Но… Я за этот год так полюбила смотреть на жизнь не через телефон. Стала проживать то, что проиходит сейчас, для себя. А не оставлять это на потом, чтобы показать другим.

— А вот кстати: инстаграм, он ведь про то же, про что и телевидение, и сцена. Так или иначе про тщеславие. Разве нет?

— А я никогда и не скрывала, что тщеславная. Но мое тщеславие очень своеобразное. Да, я хочу, чтобы мне аплодировали. Но будут мне аплодировать за песню, что написали для меня, или за кавер другого исполнителя — мне неважно. Главное, чтобы человек получил эмоцию, вернул мне ее обратно — и все лучшее случилось между нами.

Да и вообще пришло переосмысление… Раньше я очень хотела, чтобы меня любили как артиста. Только как артиста. А сейчас для меня не менее важно, чтобы то небольшое количество людей, которые остаются рядом, любили меня… как меня. (Улыбается.)

И чтобы им было совсем неважно, если завтра меня перестанут показывать по ТВ.

Я вдруг поняла главное: возможность петь у меня никто никогда не заберет. Возможность появляться на экране — да, зарабатывать этим деньги — да. Петь — нет. И кто знает, может, стоя, босенькая, на песочке и протирая стаканы в пляжном баре, я буду только счастливее.